Вы здесь

Скульптура и архитектура: украшение или взаимодействие? Заметки о выставке скульптуры на VIII Национальном фестивале архитектуры “Минск-2009”

Почему-то до сих пор считается, что городская скульптура – всего лишь декоративное дополнение к архитектуре. Именно в этой роли произведения белорусских ваятелей и оказались на Национальном архитектурном форуме, выстроившись в ряд на “обочине” гигантской демонстрации достижений современной архитектуры. Однако периферийное размещение скульптурной экспозиции оказалось чрезвычайно удачным – между городской реальностью, проникающей в огромные, на всю стену, окна выставочного центра, и виртуальными фрагментами городских пространств на сотнях представленных участниками фестиваля планшетов. Скульптуры заняли логичное и осмысленное место на выставке – их “настоящесть”, объемность выступили как бы недостающим промежуточным звеном – переходом от симулятивности двухмерных архитектурных моделей к трехмерным полноценным минским перспективам за стеклом.

Выставка скульптуры, несмотря на некоторую случайность подбора экспонатов, получилась интересной и характерной. Да, так на настоящий момент выглядит коллектив отечественных творцов, готовых предложить для нашей современной урбанистической среды свои работы, “чтобы они украшали ее либо стали духовной и эмоциональной доминантой пространства” (так в пресс-релизе выставки). Прототипы этих будущих произведений и были представлены в экспозиции.

При всех достоинствах выставки ее заявленное название “Скульптура. Образы. Пространство” верно лишь в том, что касается образов и скульптуры. Но вот с пространством, как мне кажется, возникают проблемы: скульптурные объекты, разумеется, уже не плоскостные, но находятся в границах условного выхолощенного “пространства искусства”, которое, конечно, не тождественно городскому. Кроме того, очевиден диссонанс между пространственной “закрытостью” большинства скульптурных произведений и раскрепощенностью архитектурных идей и форм, буйствующих вокруг. Дыхание пространственной и формальной свободы, являющейся интернациональной тенденцией на архитектурных стендах, затихает, “замораживается” в скульптурной выставочной зоне. Белорусские ваятели создают свои отдельные, замкнутые (не спорю, гармоничные) “совершенные миры”, для которых внешнее окружение может быть практически любым.

Не обязательно вспоминать Калатраву и Фостера – многие проекты, выполненные белорусскими зодчими, действительно взаимодействуют с пространством на физическом, социальном и концептуальном уровнях, выполняя кроме собственно архитектурных также и до недавних пор считавшиеся чисто скульптурными задачи построения объемов в трех измерениях. Осмысленных объемов. Отечественные же скульпторы остаются в рамках нарративности и изобразительности – красивого рассказывания историй. Судя по архитектуре – будущее уже наступило, но если взглянуть на скульптуру, то мы, увы, все еще в прошлом. Думаю, мои коллеги видят скульптурный объект как прилагающийся к архитектуре орнамент. Жаль, что речь не идет об организации и осмыслении пространства, а только об отдельно взятых – пусть сложных, отточенных, но всего лишь образах. Взаимодействие представленных экспонатов с архитектурой или ландшафтом возможно лишь как механическое встраивание “прекрасного скульптурного объекта” в уже существующую среду – этакая “изюминка”, акцент, украшение.

Мне очень многое нравится в этих небольших объектах. Как всегда, эффектно сопоставление бронзового литья и ржавых деталей от неопознанных старых механизмов, практикуемое Эдуардом Астафьевым. Улыбаюсь, когда вижу в его новой работе знакомую ржавую деталь, добытую на машинном дворе в Волковичах, где мы были на пленэре прошлым летом. Симпатичны “крысиные” вариации Анатолия Кузнецова, импонирует мастерская обработка камня в знаковых мраморах Александра Козела. Но каким образом эти чисто станковые красоты могут быть применены в городской среде? Выставка не дает ответа на эти вопросы…

Впрочем, среди экспонатов есть и вполне “потенциально монументальные” произведения, которые могли бы разнообразить скучную бронзовую постклассицистичность наших изваяний. Это работы таких авторов, как Михаил Иньков, Александр Шаппо, Олег Куприянов. Однако, когда речь заходит о взаимодействии с городской средой, лишь немногие из них продолжают следовать своей оригинальной, часто с трудом найденной творческой манере. Как будто при получении монументального заказа срабатывает невидимый переключатель и ваятель начинает творить в обычной для Беларуси лапидарной монументальной стилистике. К примеру, Куприянов – мастер гармоничных биоморфных стилизаций предпочитает вносить сугубо традиционалистский вклад в скульптурное оформление столицы; среди его последних творений – элементы пластического оформления площади Независимости.

И все же, почему при всем формальном разнообразии авторских оригинальных идей на улицах наших городов продолжает появляться скульптура, выполненная в одинаковой постсоцреалистичной стилистике? Кажется, что авторы даже не рискуют предлагать для городских пространств новые творческие находки – судя по выставке, имеющиеся в избытке.

В некоторых случаях создается впечатление, что отдельно взятый белорусский скульптор имеет две творческие манеры: одну – “для души” и для выставочных работ, другую – “для улиц”. Например, Владимир Слободчиков демонстрирует два произведения, наглядно иллюстрирующие характерный конфликт станковости и монументальности в отечественной скульптуре. Его “Антракт”, несомненно, проигрывает “Танцу”. Описательность первой работы выглядит примитивным копированием реальности, в то время как лаконичность и знаковость второй требуют некоторых интеллектуальных усилий для создания и восприятия. В “Танце” он избавляется от всех лишних деталей, сохраняя лишь ритмические движения масс, их равновесие. Причем это маленького размера произведение имеет такие “монументальные” черты, как четкий силуэт, высокую степень обобщения, устойчивость, обусловленную тяжелой нижней частью фигуры и легким верхом – качества, потенциально способные работать в больших объемах, делая скульптуру воспринимаемой с больших расстояний. В “Антракте” же попытка стилизации двух присевших на лавочку балерин в детализированной “реалистической” манере выглядит скорее упрощением, очень напоминающим еще свежие в памяти лапидарность и обобщение социалистического реализма в его не самой качественной версии. Жанровое произведение такого рода вроде бы обречено не покидать подставки в выставочном зале, однако его увеличенную копию можно наблюдать у входа в Национальный Большой театр оперы и балета. С другой стороны, символическая схематичность и формальная отточенность женской фигуры в “Танце” вполне выдержали бы увеличение и, несомненно, на равных гармонировали с современными архитектурными формами.

Отчего же в Беларуси в монументальном размере реализуется именно “Антракт”? При том что свои формальные работы В. Слободчиков устанавливает за пределами страны – достаточно вспомнить его замечательные пространственные композиции в китайском Фучжоу (ее протоверсия присутствует в экспозиции) и немецком Оберкирхене, к сожалению, недоступные белорусскому зрителю. Интересны случаи, когда он пытается соединить две свои принципиально несовместимые ипостаси. Так, в надгробии актрисы Стефании Станюты скульптор насыщает портретными чертами многократно опробованное им в станковой пластике формальное решение конусообразной женской фигуры. И результат – странное несоответствие простой и знаковой общей формы монумента и натуралистических деталей, дробящих ее, – лишний раз свидетельствует о невозможности компромисса между двумя противоположными полюсами творчества скульптора – формализацией и детализированной “реалистичностью”.

Разумеется, в фигуративности самой по себе нет ничего предосудительного – проблемы, как правило, возникают в ее монументализированных проявлениях. Например, представленные в экспозиции произведения Александра Финского хороши и, как всегда, исключительно содержательны при знаковости композиционных решений. Финский проявляет себя как “интеллектуальный” мастер, его небольшие работы – это глубоко продуманные “фразы”, высказанные средствами пластики. Но, припоминая его монументальные произведения, не устаешь удивляться, куда пропадают все позитивные качества этого отличного скульптора-станковиста, когда он обращается к монументальной форме. Диспропорциональный и невыразительный Симеон Полоцкий, исполненные в худших традициях соцреализма музы на оперном театре… просто не верится, что это тоже творения автора “Семьи” и “Время собирать камни”. Исключение из ряда неудачных монументальных объектов Финского, как мне кажется, составляет “Яма” – памятник на месте гибели узников гетто в Минске, выполненный в соавторстве и по эскизу израильского скульптора. Почему так происходит? Что мешает Финскому делать то же самое – внимательно и бережно разрабатывать форму, играть на нюансах поверхности вплоть до разницы фактур и тонировок – в крупных объемах? Может быть, проблема исчерпывается только обычной в современных белорусских условиях нехваткой времени? Однако остается открытым вопрос: что мешает ваятелю использовать ту же символическую обобщенную пластику, которая делает его станковые объекты исключительно выразительными, и в больших по размеру работах? Используя не постсоцреалистичные, а более свободные – такие, как в его малой пластике – формальные решения для своих монументальных предложений?

Вряд ли на все эти вопросы можно дать однозначные ответы...

Кроме выявления животрепещущих проблем отечественной скульптуры, возникающих на границе станковости и монументальности, выставка скульптуры на архитектурном форуме хороша еще и тем, что дает возможность “примерить” скульптурные решения к архитектурным. Но пытаясь вообразить экспонированные произведения в предлагаемых архитектурных пространствах, трудно избавиться от ощущения, что они годятся лишь для декорирования или же, в лучшем случае, могут служить чем-то вроде специфической рекламы национальных идей, будучи наполненными какими-либо государственно значимыми посланиями и помещенными в ключевые точки городской среды...

Если обратиться к практикам организации урбанистической среды в интернациональном масштабе, в том числе и показанным на форуме, заметим, что современные архитектурные формы предполагают скульптуру иного рода. И эта скульптура – уже не отдельный, сравнительно независимый от окружающей среды “совершенный объект”. Она существует, во-первых, во взаимодействии со зрителем, который мыслится не абстрактным наблюдателем, а частью пространственного решения, важным смысло- и пространствоорганизующим компонентом произведения искусства; во-вторых, во взаимодействии с местом локации лишенные пьедестала пластические объекты “впитывают” физические и перцептуальные характеристики своего окружения, становясь с ним одним целым. Образцы подобного рода новой скульптуры можно было увидеть лишь на нескольких планшетах из числа представленных, что естественно – ведь это был все же архитектурный фестиваль.

И тем не менее –
по аналогии с отечественной архитектурой, которой, конечно же, повезло с такими великолепными и представительными мероприятиями, как VIII Национальный фестиваль архитектуры “Минск-2009”, белорусской скульптуре было бы полезно скорейшее избавление от традиционалистской инерции и информационной закрытости. Каким образом? Это уже тема для отдельной статьи, а не для небольшого обзора небольшой выставки…

 

 

 

 

Читайте также
23.07.2003 / просмотров: [totalcount]
Туризм – одно из наиболее динамичных явлений современного мира. В последнее время он приобрел колоссальные темпы роста и масштабы влияния на...
03.09.2003 / просмотров: [totalcount]
Большой город управляет всем: миром, войной и работой. Большие города — это духовные мастерские, где создаются лучшие произведения вселенной. Ле...
02.09.2003 / просмотров: [totalcount]
В ближайшее время начнутся работы по реконструкции скверов на площади Победы. Проект вызывает серьезные опасения за сохранность композиционных основ...