В работе редакции был один аспект, который вызывал во мне сомнение своей абсурдностью. Я хотел разрешить его с помощью редактора и членов редколлегии, но не нашел понимания. Абсурдность заключалась вот в чем. Каждую статью, поступающую в редакцию и запланированную к публикации, мы должны были отдавать на рецензию соответствующему члену редколлегии. Такая практика имела место во всех без исключения журналах, кроме детских. Она, с одной стороны, была положительной — не давала возможности проникать явной халтуре; с другой же — позволяла рецензенту безнаказанно расправляться с неугодными авторами, поскольку отзывы были анонимными. В случае отрицательной рецензии статья посылалась второму специалисту, потом третьему... так затягивалось время. Подобная волокита являлась особенно пагубной для аспирантов. Им к защите диссертации необходимо было иметь минимум пять печатных работ по исследуемой теме. А так как не всякое издание отвечало требованиям ВАКа, то все претенденты на кандидатское звание тянулись к нам. Но мы выпускали журнал один раз в три месяца, и если статья не попадала в наш график, она откладывалась до следующего номера, а это грозило срывом защиты, переносом ее на другое время. Вот такая казуистика.
Я хотел ликвидировать анонимность в рецензировании, однако не мог подыскать предлога. И он подвернулся, правда, не так, как предполагалось.
В строительном отделе ЦК произошли перемены. Его заведующий В.Г. Евтух был назначен заместителем Председателя Совета Министров, а на место Владимира Гавриловича пришел Анатолий Михайлович Брылев. К нему я и направился для знакомства и решения некоторых принципиальных вопросов.
Кроме рецензирования статей у меня еще была проблема с изменением статуса журнала. Мне необходимо было превратить его в производственно-технический вместо научно-технического. В последнем своем определении он тяготел к академическому изданию, в результате чего редакционный портфель стал наполняться чисто научными статьями в ущерб производственным. Такое направление, по моим понятиям, не отвечало требованиям министерств и ведомств, но изменить его было не в моей власти.
Брылев принял меня радушно:
— Хорошо, что вы пришли. Я сам хотел пригласить вас, да времени не мог выбрать.
Анатолий Михайлович оказался приятным собеседником: внимательно слушал, расспрашивал, отвечал на вопросы. Я не испытывал чувства, что сижу перед большим начальником. Несомненно, у него был дар общения, располагающий к доверию, раскованности, взаимопониманию.
Когда мы уже заканчивали беседу, неожиданно появился В.А. Король. Протягивая в расплывшейся улыбке руку Брылеву, он кинул мимоходом в мою сторону:
— И ты здесь. Правильно, тебе надо чаще здесь бывать. Ну, не буду вам мешать. Я еще зайду к вам, Анатолий Михайлович, если вы не против.
— Заходите. Мы тут в Владимиром Михайловичем просматривали редакционные планы. Я кое-что предложил изменить. Надеюсь, вы не против?
— Правильно! —сказал Владимир Адамович. — Все, что Вы предложите, пойдет на пользу журналу. — И удалился.
Мой визит удался только наполовину. Анатолий Михайлович согласился поменять направление бюллетеня, но отменить инкогнито в рецензиях отказался.
— Пусть этот вопрос решает редколлегия, там вон какие тузы сидят.
Все же я убедил его в необходимости вывода из ее состава “черного” рецензента Ахвердова. Иосиф Николаевич, пользуясь своим ученым положением, не давал хода молодым дарованиям, “резал” их на корню. Когда он узнал об этом, приходил в редакцию справляться, думал, что это мое самоуправство, но, убедившись, чьих рук это дело, был сильно шокирован. Наводить дальнейшие справки Ахвердов не решился.
Мои отношения с членами редколлегии установились на хорошем уровне, вот только с Н.Т. Архипцом сразу не заладились. Это был человек с резким характером, не терпевший возражений. Мы “боднулись” в середине 1970 года вот по какому поводу.
Начиналась подписка на периодические издания на второе полугодие. Я подготовил письма министрам строительных министерств с просьбой оказать содействие в распространении журнала. С таким письмом и зашел к Архипцу. Видимо, попал в неурочный час. Прочитав бумагу, он с раздражением сказал:
— Не хватало мне еще и этим заниматься...
Я не ожидал такого поворота.
— Но Вы же член редколлегии, должны помогать.
— Можете освободить, не велика честь.
— И освободим...
— До свидания...
С год мы не общались. Но дальше так продолжаться не могло. В строительном комплексе республики Министерство промышленного строительства занимало лидирующее место, и игнорирование журнала министерством было не в мою пользу. Надо было налаживать отношения. В письменной форме я заказал ему статью. Думал — откажет, но не отказал. Это был шаг к примирению. Однако статья вызвала у меня полнейшее разочарование. В лучшем случае она была на уровне управляющего стройтрестом, но никак не министра. Я так и сказал ему по телефону. Договорились встретиться. На этот раз все было по-иному. Со стороны Архипца я не уловил признаков недовольства. Это следовало из того, каким тоном была произнесена его первая фраза:
— Вы все же не вывели меня из редколлегии...
— В этом нет необходимости.
Когда речь зашла о статье, я, выдерживая дипломатический этикет, сказал:
— Николай Тимофеевич, я на вашем месте этот материал не подписывал бы. Он слишком мелкий для Вас.
— Сейчас погляжу.
Просматривая текст, он то и дело подчеркивал отдельные строки, отмечал абзацы. В конце сказал:
— Вы правы. Спасибо, что не пустили эту дребедень в журнал. Понадеялся на помощников... Через неделю я пришлю вам другой вариант. Не поздно будет?
— Нет. Присылайте.
После того как Архипца перевели в Москву, я не стал вводить в редколлегию его преемника, ограничившись начальником технического отдела Виктором Петровичем Астрашевским, с которым у меня установились приятельские отношения. А с Николаем Тимофеевичем довелось встретиться позже, но уже при других обстоятельствах, в другой его ипостаси, что не уменьшило моего к нему расположения как к человеку деятельному, инициативному.