Никакое другое событие мировой истории не нашло столь длительного и нескончаемого художественного осмысления, как наша Победа. И это, безусловно, закономерно, поскольку происходило не только увековечение памяти жертв и героев, но и подспудное выражение жития-бытия огромной страны-победительницы. Ее немалых мирных побед, в том числе и на художественном фронте - артпобед.
Ныне есть и основание, и повод, и желание поделиться на сей счет скопившимися соображениями…
Итак…
Победа перваяЗадел артпобед на тему Победы закладывался задолго до победного салюта, не столько отмечая, сколько подвигая ее столь долгожданную, но отнюдь не для всех очевидную. Рисовальщики-ваятели мужественно выявляли ее, можно сказать, прямо во фронтовых окопах. При этом вся художественная мощь была направлена на выражение обобщающего образа заведомого победителя. Ими, как правило, становились беспримерные победоносные полководцы, портреты-бюсты которых с гордым и мужественным взглядом и шеренгой высших орденов стройными рядами сходили со станков скульпторов и оправлялись прямо на агитационный фронт.
Вот без преувеличения красавец-молодец дважды Герой Советского Союза, генерал армии И. Д. Черняховский (скульптор Е. В. Вучетич) жива легенда, прямо-таки источающий жизнеутверждение.
Будто материализованный сквозь века и сошедший с киноэкрана Александр Невский с его проникновенным утверждением, что не в силе Бог (Победа), а в правде. Хотя и без силы-воли не обойтись.
После такого, воистину талантливого наступления художников Победа должна была представляться неотвратимой и полной. Пусть правда выражения и была в беспросветном плену стереотипов, но предтеча будущих побед, первая «локальная» победа на художественном фронте могла себе это позволить. Пусть образы выглядят скорее плакатно-постановочными, этакими пропагандистами Победы, но на бой со смертоносным и жалким, карикатурным, как тогда изображали, врагом встали реальные фигуры. Уже достаточно живые, думающие, мечтающие образы. А о чем тогда мечталось, общеизвестно…
…Вот, наконец, и она, столь долгожданная, выстраданная, многозначительная, многообещающая - Великая.
Востребовался новый художественный образ – сбывшегося Победителя. Но не только. Теперь еще предстояло выразить, продемонстрировать и кто истый Победитель, и кто в этой связи берется впредь писать мировую историю, кто, по крайней мере, в Восточной Европе ныне хозяин.
…Словно гигантский меч по ручку вонзен в самое, как тогда говорилось, логово фашизма. «]]>Воин-освободитель]]>» в Берлине не только являл собой добытую Победу, но стал в авангарде послевоенного идеологического противостояния с бывшими союзниками, из первого, можно сказать, призыва на фронт «холодной войны» (1949).
И здесь не обошлось без сакраментальной легенды, очень похожей на правду. Или точнее, правды, ставшей легендой. Так, считается, что после Потсдамской конференции К. Ворошилов, пожалуй, самый бездарный, но предельно угодливый маршал сделал столь же «победоносное» предложение. Его суть - в берлинском Трептов-парке, где похоронены тысячи наших воинов, павших в безоглядном штурме Берлина, поставить памятник… Правильно, конечно же, Сталину.
Огромный бронзовый генералиссимус должен был держать земной шар, словно Атлант. И можно не сомневаться, что будь на то команда, пусть даже намек «свыше», многие ваятели самозабвенно ринулись бы исполнять сей «гениальный» замысел.
Вообще-то интересно, на какие ухищрения и ассоциации отважились бы бойцы художественного фронта, дабы восторжествовало небескорыстное верноподданничество. Может, припомнили бы знаменитую композицию у питерского Адмиралтейства, и восстал бы мировой победитель-вседержатель и две его опоры – Партия и Армия.
Ироничных анекдотов, издевательских аналогий хватило бы на многие поколения.
…Однако, как гласит предание, Сталин оказался не то что скромнее, но мудрее, ибо всяческие нападки на его изваяние в далеком и непредсказуемом Берлине были более чем вероятны. «После нас хоть потоп» - и такое не допускал престарелый диктатор-патриарх даже в свою позднюю осень. Поскольку навсегда, как казалось, оставался неоспоримым генеральным архитектором-ваятелем всея Руси и иже с ней. Он снисходительно и выбрал эскиз проверенного «оруженосца» и «иконописца» Вучетича.
Воплощенный им образ Освободителя также закономерно обрастал легендами: кто именно стал прообразом бронзового красноармейца, и была ли вообще эта спасенная девочка? Конечно, они «находились» - в лице некоего генерала и некой малолетней берлинской девчушки. Ибо документальность, фактическая достоверность и изобразительность оставались непобедимы.
Или в сей образ слою лепту опять внес кунокультовый Невский-Освободитель с целой ватагой спасенных детей?
Были, впрочем, и аллегории. Правда, опять-таки в духе соцреализма – достаточно однозначные и прямолинейные. Вот и меч в руке Освободителя. Вся амуниция - не придерешься, по уставу, а этот - из совсем других «доисторических» времен. Как отважился пусть уже и обласканный властью Вучетич на такую вольность?
Уверяют, что опять-таки именно Сталин предложил (читай – приказал) заменить общеизвестный массовый автомат ППШ в руке солдата мечом, коим он разрубал фашистскую свастику.
Кстати, и меч, что беспрекословно был вложен в руку бронзового солдата, также не взят с «потолка», но из музея. Явился якобы увеличенной копией двухпудового (!) меча, участвовавшего в рядах Александра Невского при изгнании «псов-рыцарей» и отлитом в бронзе незабываемым, прозвучавшим еще с довоенного киноэкрана предупреждением: «а если кто к нам с мечом придет…».
Так что с легкой руки берлинского Освободителя копии этой копии подобно религиозным святыням победно разошлись стараниями художников-оруженосцев по послевоенным городам и весям.
Одна из них возлежит и при минском памятнике Победы.
Своеобразная безоговорочная победа канонизированного атрибута Победы.