Храм в деревне — это не просто место моления, духовного вознесения. Сегодня это социально-культурный центр, выполняющий и коммуникативную, и образовательную, и воспитательную функции. Какой образ и какой масштаб должен иметь храм в деревне? Что влияет на то, чтобы храм стал “своим”, чтобы образ “малой Родины” озарялся светом Христовым?
Как только в деревне формируется община с естественным желанием иметь церковь, прихожане готовы на самый простой и доступный шаг: приспособление и соответствующую артикуляцию любого помещения. Когда община растет и начинается поиск средств для строительства храма, как компромисс (иногда и весьма долговременный) принимается метод реконструкции существующих объектов под церковь. Таким образом, уже в самом начале зарождения будущей святыни проявляется принципиальное свойство христианского храма — концентрация символики, а следовательно, и содержания, именно в интерьере. Удивительно, что на этапе организации пространства воспроизводится ситуация, свойственная временам первых христиан.
Как это происходит? Божий ли промысл, житейский ли опыт, но происходит наполнение сакральным содержанием сооружения, на первый взгляд никоим образом не подходящего для храма. А может быть, это своего рода генетическая духовная память?
За устройством святыни в месте, изначально не предназначенном для этого, стоит длительный исторический и духовный опыт. Изменение существующей структуры сакрального произведения связано с первым направлением — движением внутрь, в запредельный мир. Это движение отражает главный принцип: “Образ есть подобие первообраза”. В случае же утилизации или использования иноверного произведения в качестве христианскообрядового элемента говорится о Божием озарении и новой Богонаполненности. При этом не имеет значения то, что отсутствуют явные признаки христианской принадлежности. Главное — символическая прикровенность предмета.
Достаточно вспомнить эпизод из Жития протопопа Аввакума. Когда он служил полунощницу в церкви Аверкия в Замоскворечье и не поладил со сторонниками патриарха Никона, то перенес службу на сеновал (“в сушило”), переманив туда прихожан из Казанского собора. Духовные чада Аввакума при этом говорили: “В некоторое время и конюшня-де иные церкви лучше”. В этом же ряду стоят и многочисленные примеры совершения литургий в концлагерях во времена советской власти. Именно сокрытой символической сущностью объясняется использование “неявных”, а порой, с обывательской точки зрения, и парадоксальных пространств для устройства церквей. В белорусской церковно-строительной практике один из самых красноречивых исторических примеров — переделка хозяйственной постройки на территории Спасо-Евфросиниева монастыря в г. Полоцке в “теплую” Евфросиниевскую церковь. Из многочисленных сегодняшних примеров стоит упомянуть хотя бы перестройку КБО в д. Яновичи в церковь Святой Троицы, хлебопекарни в д. Свирь в церковь святых Кирилла и Мефодия.
Но вот приходит время строить “настоящий” храм. Очень важно при этом иметь Божие знамение истинности намерений. Вспомним хотя бы видение “свитающи дни” Иоанну, построившему Спасо-Преображенский собор Спасо-Евфросиниева монастыря в Полоцке. Или пример 2-й половины XIX в.: “Во время освящения фундамента (Березницкой церкви Слонимского уезда. — Г. Л.), когда все коленопреклонно воссылали Господу Богу моление, ...вдруг просияло солнце, лучей которого народ не видел уже более месяца. Невольно слеза радости и умиления оросила лица присутствующих. Тут все почувствовали явно особенное благоволение Божие, как бы в дар ниспосланное за благое предначинание”. Из знамений, которыми сегодня отмечено возведение храмов, можно назвать и радуги, сложившиеся крестом над местом будущей святыни, и свет из-под земли, и колокольный звон с небес. Во избежание искушения или “впадения в прелесть” факты явления Божией благодати тщательно проверяются. Потом это станет преданием, бережно передающимся из поколения в поколение.
Затем наступает намного более сложный и спорный этап — формирование архитектурного облика церкви в профессиональном понимании этого слова. До сих пор практика строительства церквей в деревнях (и не только!) опирается на опыт 2-й половины XIX в. Однако при этом совершенно не учитываются общественно-политические, экономические и культурологические предпосылки давнишних событий. Создается впечатление, что белорусская архитектурная мысль сегодняшних дней постоянно переживает своеобразный “День сурка”.
Что же движет архитектором, проектирующем в деревне безликую подделку под русский стиль? Попробуем вникнуть в ситуацию позапрошлого (!) века и соотнести ее с днем нынешним.
братимся только к некоторым фактам и памятникам церковного зодчества Беларуси.
Преобразовав в 1832 г. управление в Царстве Польском, русское правительство обратило особое внимание на ослабление польского влияния и утверждение здесь твердых позиций русской культуры. С этого времени Николай I воспринимается, как отмечал П.Н. Батюшков, “ревнивым покровителем православия и русской народности и главнейшим деятелем по восстановлению православия в Северо-Западном крае”. Официальная история того времени утверждала, что “коренное население в западной Руси есть русское, однородное с населением других частей России”. Именно тогда “начала мелькать идея обрусения края, тогда еще очень неясная”.
Чтобы обеспечить поддержку в народных низах, было организовано переселение русских крестьян в белорусские деревни. С этой целью с 1838 г. согласно специальному предписанию в белорусских губерниях предполагалось распространять строительство домов “по образцу русских”. В 1860-х гг. составлена программа мероприятий, “имевших в виду водворение и преобладание в Северо-Западном крае русской народности”. Особое внимание обращалось на внедрение в жизнь атрибутики и традиций русского быта.
Весьма активно строительство сооружений с использованием элементов традиционного русского народного творчества (причелины, наличники, полотенца и т. д.) велось церковными службами. Непосредственно же “Правила, которые следует соблюдать при постройке православных церквей и причетнических сооружений в Северо-Западном крае” были приняты в 1865 г. Они предопределили относительную однородность и стилевое единство всех храмов, возводимых в то время в Беларуси. В соответствии с этой программой “православные храмы должны служить вековыми свидетелями великой эпохи возрождения русской народности в Северо-Западном крае, искони русском, страдавшем так долго под гнетом латинско-польской пропаганды. А потому постройка таковых должна быть производима с изящностью, капитально и без излишней поспешности”. Правительство предлагало создать церковные комитеты, а для производства работ “привлекать мастеровые артели из внутренних губерний, ибо пребывание подобных артелей среди православного населения здешнего края неминуемо посеет прочные семена чисто русской жизни и ознакомит ближе здешний народ с Россиею”.
Композиционные схемы и художественно-декоративные приемы ретроспективно-русского стиля были четко отработаны. В объемно-пространственном и планировочном построении церквей наибольшее распространение в XIX в. (как и сегодня) получила вытянутая по продольной оси 4-частная композиция. Она включает в себя притвор с колокольней над ним, трапезную, основной объем и алтарную часть (апсиду), обычно фланкированную двумя ризницами. Такая композиция дает возможность широко использовать репродуцируемые формы и декоративные элементы древнерусской архитектуры.
Отсутствие колоколен в храмах, имевших 3-частную схему планировки, вызывало недовольство среди прихожан, поэтому над трапезной устраивался открытый ярус для размещения в нем колоколов (Покровская церковь в д. Ятвеск Щучинского р-на, проект церкви в д. Смиловичи Минского р-на). Чтобы не разрушать гармоничной, цельной композиции 3-частных церквей, предусматривалось возводить вблизи них отдельно стоящие колокольни. Рассмотренные композиционные схемы использовались в храмах, строившихся в XIX в., независимо от конкретного исторического прототипа. Выбор материала также не зависел от избранного прообраза. В этом проявилась особенность деревянной культовой архитектуры Беларуси 2-й половины XIX — начала XX в. Многие деревянные храмы являются как бы копиями или моделями каменных. Композиционно-планировочная схема этих сооружений такая же, как у каменных.
21 февраля 1857 г. было введено положение “О нормальных проектах и сметах на постройку православных церквей”. Особое внимание в этом документе уделялось “избежанию однообразия и повторения одного и того же типа в разных селениях”. Выбор того или иного проекта, представленного на рассмотрение местных прихожан, предполагал “сообразно с их желанием” относительную непохожесть на храмы, построенные по одному и тому же проекту в близлежащих селениях. Массовое строительство церквей, по мнению составителей положения, должно было привести к “восстановлению храмов Божиих в то устройство и благолепие, в коих им быть прилично”.
Синод и Министерство внутренних дел предполагали “на будущее время для удовлетворения нужд прихожан строить небольшие, но приличные святыне церковные здания, где можно было бы с удобством совершать богослужение, и, что сообразно простому быту и понятиям прихожан, в постройках надлежит отстранять всякие излишние украшения, а конструкцию оных до того упростить, чтобы как первоначальное возведение, так и последующие починки могли быть исправлены местными мастерами и самими крестьянами”. Регламентируя типовое строительство церквей, М. Н. Муравьев издает специальный приказ, по которому в министерстве составлены три проекта и к ним сметы. Согласно этой проектно-сметной документации и предполагается возводить будущие постройки. Зодчие, работавшие в белорусских губерниях, часто оказывались в ситуации, когда было необходимо проектировать храмы для нескольких близлежащих мест. Поэтому уже на этапе проектирования они старались внести достаточно разнообразия во избежание повторений. Примером тому может служить творчество многих мастеров. Например, серия проектов церквей для сел Королево, Липнишки, Городец, Слобода-Дисна Дриссенского уезда.
Многих архитекторов 2-й половины XIX в. влекла идея возрождения деревянного зодчества. Большинство деревянных церквей возводилось также по “нормальным чертежам”. 5-куполье в деревянной архитектуре –свидетельство влияния монументального каменного зодчества. Как показала практика, деревянные храмы были недолговечны, поэтому после их обветшания прихожане изыскивали средства на строительство более капитальных каменных сооружений.
Использование бутовой кладки при строительстве церквей, гражданских и промышленных зданий было специфической чертой проявления ретроспективно-русского стиля в Беларуси во 2-й половине XIX — начале XX в. Используемый природный материал придавал характер “историчности” белорусским сооружениям, что было несвойственно для российской архитектуры того времени, хотя композиционная схема скромных бутовых храмов не отходила от утвержденных Синодом архитектурных православных канонов. Естественная живописная фактура бутовой кладки хорошо вписывалась как в скромную застройку деревень, так и в природную среду.
В конце XIX — начале XX в. церковное строительство Беларуси претерпевает качественный перелом. В отличие от мастеров ретроспективно-русского стиля зодчие начала XX в. не переносят в свои произведения буквально “процитированные” формы прошлого. Они стараются передать свойственные древнерусским образцам и по-новому прочувствованные пластичность, сочность и красочную насыщенность. Характерно, что если во 2-й половине XIX в. основными представителями ретроспективно-русского стиля были архитекторы и инженеры, то теперь ведущая роль в разработке принципов общенационального стиля принадлежит художникам. Они осваивают и ставят на ведущее место синтез монументального искусства и архитектуры. Более того, при неограниченной свободе выбора стилистического пути мастера неорусского стиля старались соблюдать чистоту и ясность используемых элементов и не соединяли в своих произведениях чужеродных форм.
Благоприятную почву в архитектуре Беларуси нашли новые идеи модерна. Здесь могли уживаться порой полярные культурные традиции. Близость же к Прибалтике и Западной Европе вводила Беларусь в европейскую культурную среду. Что касается древнерусской художественно-стилевой ретроспекции, то здесь также велись стихийные поиски новых форм, которые бы сблизили древнерусское и современное зодчество.
Использование деревянного архитектурного наследия занимает особое место в архитектуре неорусского стиля, развивавшегося в русле модерна. Белорусская архитектура в этом отношении имела давние традиции. Деревянное зодчество во все стилевые эпохи являло примеры неповторимого мастерства. Для белорусской архитектуры рассматриваемого периода характерно стремление совместить черты традиционного “внестилевого” зодчества с требованиями новой эстетики, с присущими ей композиционными, пространственными, техническими и конструктивными особенностями. Многие сооружения свидетельствуют о многообразии и выразительности неорусского стиля. Также ощущается и понимание авторами построек характера народного зодчества, умение стилизовать традиционные приемы декоративной обработки в духе новой художественной эстетики.
Ярко и самобытно влияние наследия древнерусского храмового зодчества в русле неорусского стиля проявилось в архитектурно-художественном решении церкви Димитрия Ростовского в д. Выдранка Краснопольского р-на. Острота и характерность силуэта, смелое введение в художественно-образную ткань открытых конструкций — черты, свойственные местной интерпретации неорусского стиля. Многоплановость общей композиции обогащается двухгранным щитом с резными подзорами, горизонтальной шалевкой, прямоугольными оконными проемами с наличниками, резными подоконниками. Архитектурную новизну можно ощутить в трактовке трех входных папертей, навесы которых выполнены в виде древнерусской бочки на фигурных резных столбах.
Омельянецкая Крестовоздвиженская церковь как бы синтезирует черты народной белорусской архитектуры и Русского Севера. Своим художественно-образным строем сооружение заметно отличается от стилизаторских опытов архитектуры конца XIX в.
В начале XX в. на окраине д. Повитье Кобринского р-на был построен высокий и грациозный Пречистенский храм. В его архитектуре, особенно в решении входа-рундука, с наибольшей полнотой проявилось влияние неорусского стиля. Резкий перепад куполов, высокой колокольни, трапезной, 5-главого основного объема и алтарной апсиды придает канонической объемно-планировочной схеме новое звучание и способствует созданию неповторимого живописного силуэта.
Печатью строгого изящества отмечена деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы в д. Осингородок Поставского р-на. Храм имеет запоминающийся и волнующий архитектурно-художественный образ. Архитектурная композиция его лаконична. В своеобразной “лексике” церкви нет ничего лишнего — ни нарочитой историчности, ни многословного “документализма”...
“Творческое переосмысление традиций”... Ах, как хотелось бы материализации этой фразы! Есть несколько примеров современной белорусской православной архитектуры в деревнях и селах, озаренных истинным талантом и свежестью мысли. Но, увы, не они определяют образ сегодняшней деревенской святыни. Подавляющее большинство храмов, построенных в наши дни, при всей их эффектности и “историчности” хотя и вызывают гордость прихожан, но не радуют специалистов. Сегодня, когда остро стоит вопрос о самобытности белорусской сакральной архитектуры, а строительные технологии находятся на совершенно ином уровне, в деревнях продолжается возведение “реакционных” псевдо- (в худшем смысле этого слова) русских церквей. В настоящее время такая архитектура вносит ощутимый диссонанс, являя в большинстве примеров метод имитации, нежели возрождения традиций. С грустью глядя на современные опыты создания приторного благолепия и обесценивания штампованного силуэта, приходится признать правоту Екклесиаста: “Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: “смотри, вот это новое”; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем” (Книга Екклесиаста, или проповедника, гл. 1, ст. 9–11).
Литература
1. Житие протопопа Аввакума. Иркутск, 1979.
2. Литовские епархиальные ведомости, 1865. №3. С. 102.
3. Батюшков П.Н. Белоруссия и Литва. СПб, 1890.
4. Семенов П.П. Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. СПб., 1908.
5. НИАБ, ф. 43, оп. 5, д. 9, л. 441, 446; ф. 1430, оп. 1, д. 51495, л. 1; ф. 3209, оп. 2, д. 926, л. 3–4.
6. НИАБ в г. Гродно, ф. 8, оп. 1, д. 1265, л. 5–7.