… “Любя воинскую деятельность и подвергая жизнь свою беспрестанным опасностям, предки наши мало успевали в зодчестве, требующем времени, досуга, терпения, и не хотели строить себе домов прочных: не только в шестом веке, но и гораздо после обитали в шалашах, которые едва укрывали их от непогод и дождя” (Н. Карамзин).
Но “война стояла до мира”‚ когда мало-помалу упрочивалась жизнь‚ а вместе с ней — “капитальное” строительство. Так появилась наши хаты‚ избы. Неказистые на первый взгляд‚ о чем не преминули отметить гости-иностранцы:
“…и вдоль дороги — серые, точно вросшие в землю лачуги деревень... Вот вам, в сотый раз, Россия, какова она есть” (маркиз де Кюстин).
Они‚ лачуги-избы, действительно под стать своим обитателям‚ русичам, крепко садились‚ укоренялись в родную землю. А серый налет на дереве — словно патина на старинной бронзе‚ только облагораживает‚ заставляет уважать. Трещины — морщины. От обилия невзгод и каприз доли (фото 1).
Но “война стояла до мира”‚ когда мало-помалу упрочивалась жизнь‚ а вместе с ней — “капитальное” строительство. Так появилась наши хаты‚ избы. Неказистые на первый взгляд‚ о чем не преминули отметить гости-иностранцы:
“…и вдоль дороги — серые, точно вросшие в землю лачуги деревень... Вот вам, в сотый раз, Россия, какова она есть” (маркиз де Кюстин).
Они‚ лачуги-избы, действительно под стать своим обитателям‚ русичам, крепко садились‚ укоренялись в родную землю. А серый налет на дереве — словно патина на старинной бронзе‚ только облагораживает‚ заставляет уважать. Трещины — морщины. От обилия невзгод и каприз доли (фото 1).
“Свая хатка – як родная матка”. И‚ как престарелая мать‚ она подвигает к дополнительной нежности и заботе. “Я хату не кину, пока еще волен…” (Ф. Богушевич). Поскольку и при отсутствии роскоши хата-изба всем своим видом источает невозмутимую прочность, преданность земле-месту и избазовость от всех напастей. Хотя нет в ней ничего избыточного, лишнего. Взять хотя бы завалинки‚ невысокую насыпь вдоль наружных стен‚ из-за которой постройки деревень казались еще приземистее. Они утепляли дома и одновременно были местом традиционного сидения аборигенов: посудачить‚ себя показать‚ на других посмотреть.
Иначе говоря‚ и это главное‚ — в издревнем народном жилище отнюдь не случайно все преисполнено особого смысла‚ символично и даже магично.
“Но никто так прекрасно не слился с ним‚ вкладывая в него всю жизнь‚ все сердце и весь разум‚ как наша древняя Русь‚ где почти каждая вещь через каждый свой звук говорит нам знаками о том‚ что здесь мы только в пути…” (С. Есенин).
…на кровле конек
Есть знак молчаливый‚ что путь наш далек.
Н. Клюев
Отсюда и название схождения крыльев кровли соответствующее— конек. Он также молчаливый‚ но вместе с тем красноречивый знак‚ что путь наш и не скор‚ и труден. Что одолеть его можно только‚ как учат предки‚ в гармонии Космоса‚ Земли и Неба. Поэтому и прогибался со временем конек‚ уподобившись седлу. Видимо‚ от неисчислимых закатов‚ приседаний на него самого солнца‚ тоже уважающего притяжение Земли.
А на ставнях окон — резной петух. Как может‚ он торжественно сообщает о наступлении утра‚ о новом восходе.
“Он говорит всем проходящим мимо избы его через этот символ‚ что “здесь живет человек‚ исполняющий долг жизни по солнцу” (С. Есенин).
Это признание не раба-должника‚ но человека‚ тонко чувствующего пульс-дыхание Природы‚ поэтому рассчитывающего и получающего от нее поддержку‚ вдохновение. От этого селянин еще крепче “стоит на ногах”‚ еще свободнее “поднимает голову”.
“Все наши коньки на крышах‚ петухи на ставнях‚ голуби на князьке крыльца… носят не простой характер узорочья‚ это великая значная эпопея исходу мира и назначению человека… “Я еду к тебе‚ в твои лона и пастбища”‚ — говорит наш мужик‚ запрокидывая голову конька в небо” (С. Есенин).
Туда же в бездонность небесную указует и печная труба‚ как бы поддерживая натруженный конек‚ всю кровлю. Она — само воплощение жизни во всем ее неизбывном разнообразии.
Наша печь как-то дико и странно
Завывала в дождливую ночь.
С. Есенин
Дым ее — верный знак‚ что жизнь еще теплится-горит в доме. А он — признак живого‚ по-язычески чудотворного огня‚ что обитает в печи — магическом центре дома‚ от которого все в этом мире начинало “танцевать”. Селянская печь — и логовище всей семьи‚ и показатель ее “дабрабыту”. Ведь и неказистая с виду хатка имела привлекательную душу-красоту: “Красна хата не углами‚ а красна пирогами”.
Эту тему может продолжить погреб. Как некий кладезь‚ он кормил всю семью. За это некогда погреба называли “медушами”, потому что в них преимущественно находился мед. И как корневище‚ погреб поддерживает весь дом‚ придавая ему выносливость и устойчивость‚ благодаря чему дом упирается в Небо своей головой-чердаком. “Чердак не варит” у тех‚ кто думает‚ что это бросовое помещение. На самом деле он олицетворял нескончаемость рода-племени‚ обитавшего поколениями под одной кровлей-дахом. Там‚ как верилось‚ в особые ритуальные дни собираются духи предков‚ для чего на чердаке устраивалось соответствующее духовое оконце. Чердак — что чертог‚ где накапливались преинтереснейшие коллекции народного быта‚ прозванные ныне антиквариатом.
Подобным показателем и предстателем семейного добра-достатка был и кладовая-чулан. Не зря в этом слове слышатся античные “талан” (счастливая доля-судьба) и “талант” (единица веса и денег).
Словом‚ традиционная изба-хата для многих поколений наших предков была тем сокровенным местом‚ которое словно укутывает-прячет в себе‚ оберегая от всех напастей извне‚ освобождая от “пакуты”.
Однако и в этом куте имелся свой эпицентр-закуток‚ святая святых дома‚ подобный церковному алтарю, — “чырвоны кут”. Сюда помещали предметы, имеющие сакральный смысл. Сюда‚ наконец‚ клали покойника‚ прежде чем он навсегда покинет дом. Клали головой‚ воздавая‚ таким образом‚ свое глубочайшее уважение всем предкам. Потому и дом становился под стать христианскому собору, только для одной семьи‚ что‚ впрочем‚ делало его еще “ближе” человеку. Потому как в нем каждая вещь-деталь знала свое место и была прочно привязана к космической “оси”‚ к сторонам света. “Чырвоны кут” обращен был‚ как правило‚ на юг или восток‚ вовлекая весь дом и его обитателей в природное круговращение. Поэтому можно понять желания селянина обрести‚ иметь‚ беречь “свой пэўны кут”‚ передать его по наследству.
Его благодатный ореол распространялся на свой двор‚ который‚ возможно‚ и не лучший‚ но сделанный на свой вкус-лад (фото 2).
Здесь же и свой сад. Туда изба-хата подвигалась различными пристенками и прирубками. Туда неторопливо проникало через сени скрипучее‚ как бы в голос привечающее крыльцо. Также резное‚ словно говорящее: “Добро пожаловать!” или “Скатертью дорога!”. Тут и теплая деревянная дверь со щепкой в засове. Можно сказать‚ не закрывающаяся: не от кого. Так что висячий замок означал‚ что дом опустел надолго‚ возможно‚ навсегда (фото 3).
Косяк двери отмечался подковой‚ символом‚ видимо‚ все того же конька‚ скакуна и пахаря, на кровле. А по сути‚ опять таки пути-судьбы. В его даль устремили свой взор окна-лики с наличниками-окладами. Всякий дом-дым имел свой неповторимый оклад. И не переводились на Руси мастера — резчики наличников. Нужны они были некогда и селу‚ и городу‚ носителю деревенских традиций.
“Хаты – в ризах образа” (С. Есенин). А у них свои каноны. Три окна‚ например‚ в длинной‚ выходящей во двор стене хаты. Это видимое единение трех поколений: деда-бабки‚ отца-матери‚ детей-внуков. То есть некоего жизненного исполнения‚ которое радует‚ настраивает на мечты и предвидения (фото 4).
Окна создавали самое трепетное отношение к верному дому-саду‚ вообще всякому древу‚ прижившемуся рядом. Споспешествовали почувствовать-проникнуться‚ как “старый клен стучит в окно”‚ как “белая береза под моим окном” что-то кротко нашептывает. Отсюда‚ очевидно‚ и “деревня”-поселение‚ славное своими деревьями и древностью‚ благодаря чему она бескорыстно превращалась в сообщество родственников-земляков. “Русь избяная — несметный обоз” (Н. Клюев)‚ где “попутчиками” собирались горницы, повалуши, сенники. Горница, как показывает самое слово, было строение горнее‚ или верхнее, надстроенное над нижним и обыкновенно чистое и светлое, служившее для приема гостей. Повалуши, холодные кладовые, также были и жилыми покоями‚ особо ценимыми в жару. Сенник – тоже холодное помещение, часто надстроенное над конюшнями и амбарами, служившее летним покоем и необходимое во время свадебных обрядов. Чуть поодаль строились одрины, или опочивальни‚ удовлетворяющие любовь лечь-прилечь‚ “маленько отдохнуть” после обеда.
“Обоз” неизменно сопровождал колодец-криница‚ источник не только холодной и вкусной воды‚ но и многих мифических образов. Он отдавал их из своих недр наглядно и выразительно — в “клюве” традиционного журавля‚ деревянного воплощения образа птицы. Предвестника нового — года‚ жизни‚ счастья…
А гэта хата вось якая:
Перш-наперш, выгляд добры мае.
Стаіць пры рэчцы ці крыніцы…
Якуб Колас
Оттуда ритуально “живая вода” попадала в деревенскую баню‚ оплот чистоты и здоровья‚ что никогда не претило ни селу‚ ни городу.
…Куда ни кинь оком — “обозы”‚ которые сливаются в “караваны”‚ овладевающие неизмеримыми просторами. Погост, село, сельцо, слобода‚ хутор‚ дворище‚ деревня, починки‚ застенки‚ поселок, займище… – все это названия мест проживания наших предков. Несмотря на их внешнюю схожесть‚ неповторимы они были уже только потому‚ что органично сливались с местом. Не заканчивали их обитатели архитектурных академий‚ но обладали особым чутьем-интуицией. Не чуждались колдовства и ворожбы при размещении своего дома. Ведь закладывалась вовсе не постройка‚ но целый мир‚ и ему необходимо было уживаться-сопутствовать всему Космосу. И это вселяло чувство нерушимой гармонии‚ согласия‚ счастья‚ которые распространялись с завалинок за околицу и далее‚ насколько хватало глаз и воображения.
Мой дом — раздолье звездной дали…
…………………………..
Мой дом — тайник замшелой пущи…
Янка Купала
…Город-гигант попытался-принялся расколдовывать‚ убивать обворожительную тайну‚ пресекать культурную память пращуров. И преуспел в этом “деле”‚ надо сказать. Выхолостил дух Дома‚ оставив “жилую площадь”. Не выручает ее и роскошь‚ и мы легко соглашаемся на обмен-переезд‚ не коря себя за предательство.
Город‚ словно равнодушный‚ но добросовестный лесоруб‚ прошелся по кровлям, оставив после себя одни пни. Более того‚ и им подрезал корни‚ лишив погребов‚ кладовых. Оттого не прочно стоят они на Земле‚ суетятся-уплотняются. Оттого и не чувствуют Неба‚ царапая его иглами антенн. Лишь там‚ где остался “деревенский” масштаб‚ Город еще может в щелочку полюбоваться восходом-закатом (фото 5).
Неуемный Город отобрал-обобрал нас‚ заточив в квартиры-камеры‚ где все однотипно и тупо‚ общо — подъезд‚ лестничные марши и клетки‚ стояки‚ санузлы‚ европакеты‚ микроволновки… Во всем сквозит примитивная регламентация‚ однообразие‚ повальная безликость конвейера ЖБК‚ ПВХ… Это немой район‚ немая многоэтажка. И тем более‚ не мой Дом. Одинаковые безликие окна и холодные бронированные двери о тридевяти замках. И пробуждение под грохот транспорта‚ нескончаемого городского “обоза”. Страна мышиного асфальта “не заманит шляться босиком”…
Мир таинственный, мир мой древний,
Ты, как ветер, затих и присел.
Вот сдавили за шею деревню
Каменные руки шоссе.
С. Есенин
Неужели это и есть плоды-произведения современной профессиональной архитектуры на годы-судьбы впредь?
…Я зноў хачу зірнуць назад.
Пад тыя стрэхі родных хат.
Якуб Колас
И взглянув, увидеть-распознать‚ как Город‚ опомнившись-признав свою ущербность‚ вновь обращается к Деревне. Примеряет к себе “дах”‚ дабы выделится из серой толпы.
Некоторые откровенно заимствуют традиционную кровлю‚ принимают как эстафетную палочку. Не забывая и про духовые окошки. Чем не деревня‚ хотя и олимпийская? (фото 6).
Кто-то нацепил сразу несколько “шляпок”‚ пытаясь показать себя приземленнее‚ демократичнее и не пугать “деревню”‚ жить дружно‚ показаться ей своим (фото 7).
Другой‚ выпячивая свою элитарность‚ приобрел нечто похожее на папаху с кокардой. Хотя видит же‚ что Природа с ее нескончаемым‚ живым разнообразием и “выше” его‚ и “ниже” тоже (фото 8).
Очередной вспомнил о резном коньке на кровле и пытается по-своему выказать‚ что его путь долог‚ что он нашел свой “конек” в этой жизни. Только бы не дать угнать его “конокрадам”… (фото 9).
Наконец‚ есть и такие‚ кто себе уже все доказал и своим “коньком” вольно устремляется в будущее. Туда же демонстративно стремится и “крыльцо”. Но не желая при этом отрываться от родной Земли. От старого тополя‚ что приветливо заглядывает в окна‚ прикрывает их‚ коль надо (фото 10).
А идет ли Село навстречу Городу?
Кто-то пытается отгородиться от него глухим забором. Бесполезно это — ни к селу‚ ни к городу. Тем более‚ что он уже здесь-есть‚ и в последнее время не чахнет.
Поэтому хата‚ что оказалась с “краю” и ничего знать не знает о современных реалиях‚ обречена. Пусть тому стальная “баба”-кувалда свидетелем будет (фото 11).
Короче‚ идет борьба — кто кого. То‚ кажется‚ Город держит верх над ветхостью‚ то Деревня наступает‚ позаимствовав у Города его достоинства-аргументы‚ не утрачивая при этом и свои собственные. Это заметно и на дальних подступах (фото 12)‚ и в “ближнем бою” (фото13). Когда новая Деревня сплачивается‚ Город не кажется столь угрожающим. Борьба‚ как видим‚ примиримая. На пользу всем она и ведет одновременно и к Селу, и к Городу. Вернее‚ к Человеку‚ Архитектуре‚ возвращающей нам Небо и Землю. И зори здесь тихие.
