Застань нас пращур за мангалом-барбекю или просто у незамысловатого костра, ничуть бы не удивился. Подсел-станцевал с каким-нибудь бубном шаманским, наслаждаясь магическими протуберанцами. И на свой лад пересказал бы миф-легенду о великом даре Прометея. О Даре, который, по сути, определил непреложный принцип нашей культуры:
О свечении пламенного сердца многие вообще не поймут.
Но те, кто видели эти огни озарения, знают,
насколько это явление жизненно.
“Агни Йога”
Как знать, может ветхозаветный Бог запрещал, а тем фактически и подвигал человеческую первопару обратить внимание на Древо Жизни и Познания. Ведь одним из следствий-плодов его и есть охочий до древесины Огонь – наиболее яркое, пожалуй, воплощение Тьмы-Света, Зла-Добра. И изведав этот сладко-горький плод, люди, что и было обещано, стали “как боги”. То есть взяли на себя всю заботу-ответственность за бытие Огня.
По другой версии, некто самый отважный и отчаявшийся от всяческих невзгод как-то принес на ветке огонь в холодную сырь-темень пещеры – превратил ее в первый протодом. Вдохнул в нее жизнь, осветил своим творчеством, освятил присутствием Слова-Мысли. Того библейского опять-таки Начала-колыбели, откуда пошло Зодчество – мать всех других единоутробных искусств. Притом, что Огонь стал их отцом.
Это в отблесках первобытного очага на стенах пещеры появлялись пульсирующие тени, оживали допотопные изображения, приглашая человека к танцу, наскальной живописи, которая действительно виделась живой, как и сам Огонь, ритуально собиравший-хранивший житие-бытие рода-племени.
Огонь у натруженных ног легко ассоциировался с Огнем небесным, столь же необходимым и животворящим. Поэтому и бессмертным, ежеутренне подтверждающим свою преданность человеку. А он, в свою очередь, тянулся к нему ЗиккуРАтами и ПиРАмидами, своеобразными маяками для великого РА, напоминанием о вечности его наместникам-служителям – фаРАонам. А также источником РАдости для всех обитателей плодородной долины, где произРАстали не только сочные плоды, но и прекРАсные, жизнеутверждающие идеи-обРАзы. Потому-то и запрятывали заботливо египтяне неугасаемый огонь в темной утробе своих храмов. Их до сих пор первым лучом приветствует отдохнувший за ночь РА (фото 1). А утомленный за день прощается с живущими под ним последним лучезарным прикосновением. Причем, вне зависимости от стороны света, эпохи и верований (фото 2).
А майя, напротив, возносили Огонь пылающим алтарем на вершину своих исполинских башен-пирамид, максимально распространяя его преобразующее влияние на девственную сельву.
Эллины также возносили сакральный Огонь на акрополь, в языческой традиции устраивая тщательно вымеренные мраморные капища-храмы. Таким образом “прикованный” к горе Огонь служил гарантом порядка-ордера всего полиса. И своеобразным памятником альтруистическому подвигу Прометея, распятому на скале за дар людям – на вдохновенное творчество, с огоньком. Правда, и на жгучую зависть геростратам.
Буддистские ступы – сами по себе своеобразные рукотворные горы-пещеры, внутри которых утаивался кроткий Огонь, словно горение души стремящегося стать просветленным – Буддой. Не яркий он, но самодостаточный, глубоко личностный, как сам поход во тьме к внутреннему совершенствованию.
Юрта чукчей – своеобразная восточная ступа, или очаг-капище-храм Огня одновременно. Благодаря ему почти виртуальное жилище незыблемо покоится в океане вечной мерзлоты, растапливая ее вечной жаротой человеческого горения.
Столь же уверенно противостоит обдуваемому со всех сторон Простору православный храм-собор. Словно трепетная свеча или многосвечье, спокойно, не шелохнувшись, но и не возносясь опрометчиво ввысь, не отрываясь от своего прихода, освящает собой преданную округу (фото 3).
Костел, сжатый лабиринтами переулков, создающими хорошую тягу, напротив, устремляется вверх своими языками-всполохами. Огромный костер-пламя страстей-порывов, перед которыми блекнет огонь инквизиции. В горении витражей просвечиваются творческие огоньки многих поколений безымянных высекателей Огня из строительного камня. Воистину пламенеющая готика (фото 4).
В ней явствует, как потомки ариев сохранили дух индусского храма, который также выпускал Огонь на волю, превращая его в пылающий танец мириадов божеств-протуберанцев. Зажигательная тантРА. Вечный Огонь реинкарнации-возгорания человеческих душ. Неслышный, но такой очевидный гимн Агни, что несет в себе древнейший корень – “подвижность”. О-гонь, говорит о Гоне, неистребимом, жизнеутверждающем порыве к началу-зажиганию новой Жизни-Творчества. А-гония, напротив, болезненный жар-затухание – к смерти.
Да, внутри нас беспрестанно пышет органическая топка с кислородным поддувом. Это – химия-наука. А древнейшая мудрость воспевает Огонь душевный, единый и вечный для всего Космоса, искорки которого мерцают в каждом из нас. Немногие, истые архаты способны на его раздувание в яркое пламя. Такие, как, скажем, Константин Мельников, пылко “давший прикурить” своей “Махоркой” целому, казалось бы, невозгораемому пласту архитектуры. Здесь же Леонидов, Чернихов, идеи которых остались на бумаге, тем не менее продолжают зажигать ищущие натуры. Не надо жалеть масла для такого Огня.
…Действительно, хорошую религию придумали индусы.
А если вовсе не придумали?..
Как бы то ни было, дух-идея Агни пришел и на наши студеные земли святым Огнем, который удалось присвоить молниеносцу Перуну. Перед его деревянным истуканом зажигали огонь – вечен, неугасаем. Ибо днем и ночью его поддерживали – “непрестанно паляху” – особо назначенные для того жрецы-жрицы. Имя-предназначение у них было общее – Знич. Потому что, видимо, знiшчалi-сжигали всякую скверну. И “жертву приношаху”. И не дай бог, “сему огню угаснути” – нерадивого хранителя “без всякого извета и милости убиваху”. Отсюда и капища с алтарями устраивались с особым углублением, защищавшим пылающую святыню от дождя-ветра. Где-то рядом торжественно предавали Огню скончавшихся князей, их родственников, верноподданных. Потому и святилась в этом Огне память обо всех предках-дедах. И светилась в нем вера-надежда на добробытное будущее.
Языческая традиция не угасла и поныне. Ничуть не постаревший Вечный Огонь можно встретить по всему миру. Скажем, у Кремлевской стены, где ныне Пост № 1 России. Прежде он был у Мавзолея, самобытного капища для магического Огня, указывающего путь в “светлое будущее”. Только недавно сняли ритуальный караул из вымуштрованных зничей. Но пока остался “вечно живой” образ, поборник на погибель всем буржуям мировой пожар раздуть. И Стена начинена верноподданническим пеплом. И горящие звезды елей-башен, на которые должны ориентироваться волхвы-единомышленники. Гасли костры-освятители ночи купаловской, но вовсю взвивались кострами синие ночи, запаленные пионерами-неофитами, “детьми рабочих”. Дабы и они пылали ненавистью и жгли Храмы предков-иноверцев...
Любопытно, когда у нас дойдут “руки” зажечь Вечный Огонь в память о неисчислимых жертвах тогдашних инквизиций. Пусть это будет крохотный огонек, который, даже прячась в одиночестве, выказывает теплоту человеческих рук-помыслов (фото 5). Живо ли еще под Таллинном это горение в память жертв борьбы за советскую власть – не знаю. Уверен же: некто там нагревает руки на костре спекулятивного мщения и реванша устрашающих факельных шествий. Огня, который некогда воинствующие арии взяли на вооружение, записав о том с полной ясностью: “О, Огонь, сожги людей, не пощади даже служителей храмов”.
С тех собственно пор и воюем-уничтожаем – Мечом и Огнем. Порой он еще долго тлеет в обуглившихся головешках дотов – “долговременных (слава Богу – не вечных) огневых точек” (фото 6). В стволах не зачехленных, но потухших орудий, ставших на пьедесталы. В неостывающих, кажется, никогда жерлах печей Освенцима и Равенсбрюка (фото 7). В еще дымящихся, видится, мемориальных печах-трубах Хатыни.
Огонь-дым печи. Сама, можно сказать, Жизнь с ее каждодневной заботой о себе, о родных-близких. Печь – это ПЕЧься
и поПЕЧительствовать,
что исходно преисполнены добротой. А как мечтается на печи! Нет, кажется,
ничего невозможного даже для неисправимого лентяя. Так что сказочный Емеля был не таким уж дураком, раз добивался-таки своего, раз ездил этот “старый русский” на печи-вездеходе с двигателем внутреннего сгорания по своему хотению.
Даже в тесной фронтовой печурке бился не боевой, но добрый Огонь, за который собственно и проливалась кровь. Который даже сырую землянку заставлял напоминать родной кут, его хозяйку-домоустроительницу.
Нет дыма без огня. Потому и о жизни в деревнях-хуторах судили, считая видимые издалека дымы-курни. И здесь же жизнеутверждающие поленницы дров – незамысловатый, но столь символичный фрагмент народной архитектуры. Это от Древа Жизни. Здесь же горит Огонь Древа Познания – многовековая прозорливая лучина. Чуть выше свечение Древа Веры – деревянный образок, одухотворенный Огнем лампадки.
Таким же разносветием Огня, грандиозным Домом предстает со времен Византии Святая София (фото 8).
Поднимаю, однако, взгляд – вот и он, Очаг небесного чертога (фото 9). Излучает-согревает, пожалуй, все сиротливое в обозримой галактике. Дарит тепло-приют каждой озябшей душе, не разбирая, кого она ищет: Господа или Аллаха. Ведь поддерживает его
Она, всеобщая предстательница София-
Мудрость, для которой
все дети одинаково
просят-получают тепло-заботу.
Трудно привести более наглядное свидетельство тому феномену, что дорога к Храму лежит через Огонь Дома. Не зря же папа Карло до поры до времени прикрывал вход в Храм Мельпомены занавесом с многозначительным, как оказалось, Очагом. И БуРАтино не горюч, хотя, точнее, благодаря тому, что сотворен также из Древа Жизни и Познания в лучах вездесущего РА. Поэтому и заслужил приветственные Огни театральной РАмпы-РАдуги. А мы, не по Станиславскому, всякий раз верим-веруем, как в первобытной пещере, в их явление жизненное.
Тогда театр в Сиднее, видимо, все-таки не паруса, а языки пламени, раздуваемые океанским бризом. Так величие архитектурного Огня, отражающегося в Воде, становится еще символичнее. Ибо театр – сам актер оптимистической трагедии и трагедийной комедии. Лучезарный РАй, паРАдиз и пекло Армагеддона. Извечный оРАкул-предсказатель и сама судьба.
Потому-то Огонь так гипнотизирует. Потому-то он так почитался нашими предками. Когда вспыхивал пожар, никто не осмеливался его тушить. Мало того, приветствовали как дорогого гостя, выставляя столы с белой скатертью, с хлебом-солью. Ежели гром-молния поражал строение, никто его не спасал, считая это сопротивлением воле Божьей. Ежели пожар совсем не унимается, то приглашали старуху-чаровницу, и та, раздевшись донага, обегала с заклинаниями кругом загоревшихся строений.
Это потом призвали на службу облаченных в должные доспехи добрых молодцев – вступать в зачастую явно неравный поединок со многоогнеязыкастым “Змеем-Горынычем”. Только у соседа повалит дым, а они уже тут как тут (фото 10). И мы молимся, чтобы страховка не подвела, чтобы продержались огнеупоры нашего жилища. Иначе поздно будет менять проводку (фото 11).
Уважаемые то были люди – бРАндмейстеры. Их штабы традиционно строились добротно-значимо. С деревянным “зиккуратом” пожарников не пытались спорить даже самые значимые монументы (фото 12). Наблюдательные вышки-вежи без обиняков удостоверяли высшую городскую власть – упРАву (фото 13). Отсюда и традиционный облик нашей городской РАтуши. Да и ныне каланчи не высотой, но элегантностью и достойной самоуверенностью выделяются среди своих подоПЕЧных строений в провинции и в столице (фото 14, 15).
Чем не звонницы-минареты огнеборства? Чем не башни веры-надежды в нашу готовность прийти на помощь. Реликвии этой веры преследуют нас повсюду – паникадилами извещателей, кумирами огнетушителей, веригами гидрантов, иконостасами с ведрами и шанцевым инструментом, заклинаниями с планами эвакуации в ненавязчивых окладах. Потому как, нося в своем кармане простенький коробок спичек и возводя домны-космодромы, мы не можем обольщаться, что стали укротителями Огня. Саркофаг Чернобыля тому подтверждение. Сравнимый с пиРАмидами памятник нашей бесПЕЧности и непреходящему всесилию Огня-РА.
Словом, и сегодня среди стихий Огонь для Зодчества вне конкуренции, первый, безоговорочно и во всех отношениях – 01. Вот и изобретаем мы новые материалы, технологии, упирающиеся перед Огнем. Разве что небесные боги-пиротехники Зевс с Перуном знают, сколько строений он превратил в пепелище, сколько до неузнаваемости переиначил городов-селений.
Правда, постарались и мы сами. И не только боевыми огнеметами всех мастей, но равнодушием к горожанам. Города стали, бесспорно, огнеупорней, но в огнях большого города уже не стало былой магии. В конфорках как бы и больше комфорта, но выгорела доверительность. Хотя, по зову предков, самым сокровенным делимся именно в типовой и тесной, как печурка-землянка, кухоньке. Не поэтому ли дети-мысли наши такие же безразлично конфорктабельные? Не от того ли наши здания с обилием холодного стекла походят не на Дом со спасительным очагом, а на заводскую микроволновку.
Только теперь приходит озарение: опрометчиво впустили мы в город троянских огнедышащих монстров. Проснется такой посреди Минска – задаст дыма-копоти многим (фото 16). Нет огня без дыма в этих капищах зарвавшегося Гефеста, храмах слепой веры в благость и безнаказанность Индустрии. Жаль, нет на них неогеростРАтов, благих послушников очистительного РА.
Поэтому и города в целом стали серо-бетонные и черно-закопченные, словно безжизненные пепелища. Крематории вообРАжения. Сколько “сгорело” в них уникальных порывов-“рукописей”…
Отсюда и откровение булгаковского Мастера: “Я хочу попрощаться с городом”. ЗаРАтустра у Ницше, тот вообще готов сжечь его ясным пламенем: “Горе этому большому городу! – И мне хотелось бы уже видеть огненный столб, в котором сгорит он!”
Дабы на этой удобренной, “посыпанной пеплом” почве увидеть возрождение Феникса Архитектуры с помощью зажигательной смеси таланта-самоотдачи, жара-огня озарения современных Зничей, дерзких и решительных служителей РА. За ними пРАвда. За такими, как РАйт, после долгих исканий вернувшим в жилище Очаг. Или великий Гауди с его, вслед за готикой, пламенеющим ВозРАжением всему потухшему (фото 17). Наконец, особо ЗНИЧительные примеры озарения – Дома-Огни Хундертвассера, Сальвадора Дали, которые внутри-снаружи бушуют Огнем страстей и фантасмагорий (фото 18). Наконец, лучезарный Дом Мельникова, который как будто взял прикурить у мироздания, – во тьме напоминает своими Огнями небесное созвездие. Зажженное, значит, нужное всякому, ищущему свой путь к Огню Дома…
Искры этих озарений, к счастью, долетают и к нам, возжигаясь РАдужностью и в большом, и в малом (фото 19, 20).
Те, кто не видели, отыскивайте-смотрите-множьте их, ибо только это явление жизненно. РАнiца РАдушной Архитектуры. ЗНIКновение серости-безликости, маРА “тутошнего” домоустроителя.
А разве не подвигаем мы возвРАщение Огня хотя бы гипермаРАфонской эстафетой Олимпийского Огня? Не потому ли архитекторы так изощряются-шаманят в своих озарениях, лишь бы достойно-неповторимо воспламенить и потушить его у себя Дома. Сегодня это, пожалуй, 01 общечеловеческий ритуал каждого четырехлетия. В свое время и Минск был осчастливлен присутствием этого архаического и такого современного Огня. Сегодня над спортивной ареной видим опустевшее гнездо Жар-Птицы. Память-надежда.
И вера в нас самих, что ясным Огнем-куполом недавним днем туманным вознеслась на семидесятиметровую высоту минского собора Всех Святых и Невинно Убиенных. По сути, Вечный Огонь, который особо необходим, пока живы ожоги репрессий. Как очистительный Огонь-пламень истории. Из Огня да в Полымя.
Р.S. Что ж, остается согласиться с всезнающим Азазелло (“Мастер и Маргарита”): “Тогда огонь, огонь, с которого все началось и которым мы все заканчиваем”.