Некогда наши предки, обитая в обширных просторах девственного Полесья, словно плавающего сравнительно небольшими островками в море-болоте, искали способы, как одолеть эту, местным-языческим богом «дарованную» разобщенность своего архипелага. Причем в меру возможности, доступности, реальности…
И придумали – начали устраивать, наводить-чинить настилы-гати, незамысловатые хворостяно-деревянно-земляные сооружения-настилы, фактически единственное средство преодоления нескончаемых болот-топей северных русских земель (фото 1).
Наша топонимика сохранила и сегодня указывает на былые, видимо, особенно значимые гати – Гать, Гатово. Однако сохранила она более важное – нашу культурную связь, преемственность с древнеиндийской культурой. Потому как наше «гать» явно происходит из санскритского gati – «движение, путь». И это подвижное «га» с устремленностью к некоему пункту, итогу-результату «т» – бегать, достигать, двигать – навсегда закрепилось в сакральном индуистском имени-названии – Гхаты.
Какими только эпитетами не наделялись они! А мне, помимо всего прочего, показалось, что это –
В Индии гхаты – явление вполне распространенное, и встретить их можно на многих реках, которые исстари освящались индусами. Однако наиболее почитаемые находятся, естественно, на бреге священного Ганга, сполна вобравшего в свое имя архетипический дух подвижности «га».
…А начиналось все согласно мифологическим поверьям, когда небесная река Ганга спустилась-снизошла на землю в реинкарнации многоводного, благодатно орошающего обширные угодья Ганга, берущего начало, спускающего также с божественных небес, таинственных вершин-чертога Шамбалы, величественных Гималаев. Для ритуального, боголепного общения с Гангом и создавались гхаты – каменные лестницы-спуски.
Это они собирают паломников и туристов со всего мира, принадлежа, вернее, одаривая и освящая древнейший город Варанаси, ставший для индусов как Ватикан для католиков, Иерусалим – для иудеев и христиан, Мекка – для мусульман. А все потому, что уже не одну тысячу лет словно существует в услужение Гангу, являясь его предтечей, своеобразной дорогой к Храму. И дорога эта, как и полагается, отнюдь не прямая-простая.
Старинный Варанаси соткан из хитросплетения, лабиринта извилистых, зачастую очень узких и темных, но вовсю источающих экзотический колорит и связанных между собой паутиной улочек-переулков, куда даже тощие, однако неизменно священные коровы не решаются проникнуть. Это не театр, а жизнь-ритуал, что бьет ключом, не признающий никакой лжи перед естеством. Здесь буквально лицом к лицу могут преспокойно существовать и явный достаток, и нескрываемая нищета. Надменного и чопорного европейца они могут покоробить, шокировать своей грязью. Нередко они напрочь запружены мусором. Нас он реально должен удручать и пугать. И не только сам по себе, сколько как горький плод цивилизации. Ибо все это культурный слой обозримого прошлого – бытовая пластмасса, жестянки, целлофан, стекло… Короче, все то, что не перерабатывают естественные утилизаторы – многочисленные животные-горожане (фото 2–4).
…Наконец, все более увеличивается просвет и просматривает сам он – Ганг, неспешный и величественный. А в подтверждение в преддверии этого явления – частые изваяния лингама (продолжаем следить за превращениями динамичного и напористого «га»), олицетворяющего плодородие-жизнь. Важнейший сакральный атрибут Шивы, основоположника, как убеждены индусы, Варанаси, или первоначально Каши – «Светлого города», места духовного прозрения (фото 5).
Однако только поодаль, у кромки самого Ганга впечатляешься, как, забыв всю суетливую тесноту, город торжественно, приподнято, в полном убранстве традиционной архитектуры выходит навстречу воднотекущей святыне. Как он волшебным образом просветляется, прозревает, умиротворяется, преклоняется перед своим духовником могучими под стать Шиве, но и приемлемые человеку всемирно знаменитыми гхатами – ступенями-спусками (фото 6–11).
Их более восьмидесяти, и протянулись они сплоченно на многие неоглядные километры. Исходно между собой они стали самыми близкими родственниками, достраиваясь-перестраиваясь по течению тысячелетней реки времени. Конечно же, под попечительством и эгидой Шивы, являясь наглядными рукотворными свидетелями, восприемниками его.
И все-таки они разные – приглядевшись, их не спутаешь, хотя они и прижались друг к другу. И у каждого такого творения имя собственное: Аси, Барнасангам, Дасашвамедх, Maникapникa и Панчганга…
Именно сюда ежедневно невесть откуда вожделенно стремятся десятки тысяч людей – для ритуального омовения: погружаются в неспешные воды, а также пьют их, чистят зубы, моются, стирают белье. Однако не гигиена тела, но чистота души, прозрачность кармы беспокоит паломников. Словно два непересыхающих потока сливаются-соединяются посредством гхат («ghaT» – еще и «соединять», «объединять», «связывать») – жизнь телесная, собравшаяся в суете-толчее почти запруженного города, и бытие духовное, никуда вовне неспешащее, кроткое, кармическое. Здесь нет деления на старших и младших, здоровых и больных, богатых бедных, слепых зрячих и даже на живых и мертвых. Все равны перед величием события – слияния этих вселенских потоков. А Гхаты – воплощение и свидетели нескончаемости духовной жизни-превращения под началом неутомимого Шивы. Отсюда вера-убежденность, что если человек умрет на этих ступенях, то встанет его душа на путь невозвратный и больше не будет перевоплощаться, ведь «gati» – еще и «способ». Для индусов единственный способ наконец-то покинуть колесо Сансары.
И кремироваться индусу полагается здесь же – на последней (или первой – как посмотреть) «ступеньке» у входа в вечность. Дабы белый пепел, оставшийся от его бренного тела, тут же подхватывал Ганг как свидетельство верности Шиве.
Утверждают, что гхатский мемориальный огонь не потухает на протяжении многих столетий. Ему вторит другой, жизнеутверждающий Агни-огонь. Ведь для индусов смерть – не скорбный траур, но торжество, которое сопровождается еженощным ритуалом Аарти, Огненной пуджей. Истый вечный огонь жизни-смерти на их мистическом переходе – гхатах. Так что, плывя на лодке по ночному Гангу, трудно разобрать в огнедышащем зрелище, где крематорий, а где – амфитеатр. Тем более что у них общая труппа из живых и мертвых (фото 12, 13).
Скорее всего этими непроницаемыми для человеческого глаза ночами Шива в очередной раз покрывает свое тело белым пеплом с кремационных площадок. Как символ гибели и разрушения, но одновременно и жизни с ее жаром-энергией созидания. А наутро повсеместно встречаются его адепты (может, одна из ипостасей его), вдоволь испепеленные и бредущие неисповедимыми дорогами-гатями.
Обыкновенно этот сакральный «макияж» выполняется в виде трех горизонтальных полос (на лоб, плечи, грудь), в чем можно увидеть и символ лестниц-гхат, и «трех миров» – подземного, земного-человеческого и небесного.
…Кремация должна производиться обязательно на кострах из натуральных дров. (Среди гхат ненавязчиво притаилась и электрическая печь, но «прибегают» к ней вынужденно, разве что самые бедные и одинокие). Поэтому нет ничего удивительного, что и тропическим летом у Ганга собраны громадные поленницы особо драгоценных дров. У нас это навевало бы приятные мысли о домашнем очаге, тепле, уюте… У индусов же даже особой печали не вызывает, потому как речь идет не о каждодневном и мирском, но о вечном и вселенском (фото 14).
При столь дорогой здесь древесине особо экзотично смотрятся огромные древа, неизвестно как произрастающие в каменных тисках. А все потому, что они также святые, ритуальные. Ежедневно аборигены (да, видимо, и пришельцы типа меня, поддаваясь обаянию древнейших верований) трижды обходят его, окунаясь в мир мифов-сказок (фото 15, 16).
Нам, естественно, тут же вспоминается «У лукоморья…», что не лишний раз свидетельствует о единых культурных корнях и мифологических святынях.
Ведь и прототипы всех наших сегодняшних храмов – «самые древнейшие дубы, окруженные деревянною оградою с двумя вратами» (Н. Карамзин). Поэтому не удивляешься, коль в и тесном, зачастую предельно скромном, индусском храме находится почетное место пронзающему легкое перекрытие, словно толщу времен, Древу со столь знакомыми-дорогими нам оберегами (фото 17).
…Словом, не порубят те «дубы» на «гробы».
Тем более что здесь по-прежнему и всегда чудеса, здесь… «лешие» вовсю бродят под эгидой, понятно, Шивы, ко всему прочему еще и «царя зверей», дикой природы. Так что это ему в угоду гхаты открыты для всякой твари, которая чувствует себя здесь чуть ли не буквально, как у Бога за пазухой. Неприкосновенны они, ибо пребывают не в вольере и не на базаре, но в уникальном небеснокупольном всеприродном храме.
…Было время, когда могольский император Аурангзеб разрушил практически весь город, все храмы города за исключением нескольких самых крупных, и то, обратив их в мечети. Но на этого разрушителя нашелся разрушитель более могущественный, и рухнули те минареты якобы в результате землетрясения. Хотя, понятно, без Шивы тут не обошлось. И восстал город из пепла, вновь возродился многотысячьем храмов вокруг святого семейства гхатов, храма неразрушимого. Как молодая поросль на Древе Жизни. И надо идти очень осторожно, дабы не споткнуться о самые малые из них, что набухшими почками выступают чуть ли не на каждом шагу и их попросту не счесть (фото 18). Потому как божественная жизнь присутствует везде, и она безразлична к формальным размерам, чинам, сословиям, полу и возрасту. Обитающие в них изваянные божества нуждаются в человеческой заботе. На заре-закате их навещают, подливают воды, налаживают лампадку, звонят в колокольчик, дабы разбудить и напомнить, что и мы нуждается в их заботе. Ну а непосредственно Гангу – традиционную лиственную чашку-лодочку с ярким букетиком цветов, которые и зимой здесь в изобилии…
И так испокон веков, над чем, кажется, даже смена исторических циклов не властна.
…Насчет «трех миров», что объединяет в себе и собой Варанаси, а фактически и весь город-мир людской, можно выстраивать разные версии.
Так, этой «троицей» выражается существо творчества, где также прослеживается своеобразное перекрестное знамение «лоб, плечи, грудь» – разум-знание, вещественная воплощенность и чувственная духовность.
И еще одна, пожалуй, наиболее точная интерпретация – это единение прошедшего-настоящего-будущего в общий космический цикл творения-сохранения-разрушения. Это – движение, объединение, путь. Это общечеловеческие Гхаты.
P.S. А что, если наше ставшее вполне популярным в последнее время сооружение амфитеатров на родных водоемах – особый знак о конце очередного космогонического цикла – времени забвения и усечение своих исконных культурных корней? Тогда, получается, и мы – подвижники, свидетели деяний вездевсегдасущего Шивы. И нам пришло время посыпать голову пеплом в знак признания нашего отступничества от великих традиций предков и необходимости воскресения жизни в согласии с Природой, следовательно, и меж собой. Тогда давайте решительнее крутанем или, учитывая восточную традицию, не будем напирать на естественный ход вещей, не будем хотя бы мешать этому историческому колу-калачакре. Дабы скорее произошло, очевидно, насущное культурное «переселение душ», прозрение в скрытой вере в соединительные узлы-гати мироздания.
Шива – в индуистской «святой троице» – «Брахма – Вишну – Шива» появляется в качестве разрушителя мира в конце каждого космического цикла и тем объединяет все космогонические задачи-проблемы, обеспечивая неизбывность текучести творения-охраны-разрушения. Каноническая иконография его чрезвычайно богата атрибутами-символами, включая легко развевающиеся волосы с полумесяцем, в которых течет река Ганга. Изображается в грозном виде, часто в священном танце, воплощающем космическую энергию, или аскетом, погруженным в созерцание, а также символически в виде лингама.
Пуджа – в индуистской религиозной практике образы почитания богов – подношение цветов, воды из Ганга, воскурение благовоний.
Сансар (санскр.) – одно из основных понятий индийской религии и религиозной философии, перевоплощение души или личности в цепи новых рождений (в образе человека, бога, животного), осуществляемое по закону кармы.
Карма (санскр. – «деяние») – в широком смысле – общая сумма совершенных всяким живым существом поступков и их последствий, определяющая характер его нового рождения, перевоплощения. В узком смысле – влияние совершенных действий на характер настоящего и последующего существования. Однако в исходном, восходящем к «Бхагавадгите» смысле – «действие», активный принцип, приводящий в движение Вселенную, все части которой динамически связаны друг с другом; это созидательная сила, посредством которой все вещи получают свою жизнь.
Калачакра (санскр. – «колесо времени») – в буддийской мифологии и философии учение о цикличности времени.