…Незапланированная остановка в небольшой (по их, конечно, меркам), не избалованной туристами индийской деревушке. Среди местной экзотики и многолюдной детворы, обступившей меня, словно инопланетянина, не мог не выделить удивительное существо. Не разгадываемая тайна, особенная глубинная стать, изродное преисполнение волшебной любви… Не реинкарнация ли это неведомой шамбалистской принцессы? Все может быть, ведь я на пути в легендарный и мистический город-храм, и меня ждет не что-нибудь, а…
Желание, которое называют Камой, или «любовью», становится опасным только в том случае, если его считают конечной целью. На самом деле Кама – это лишь начало.
«Расакадамвакалика»
Камасутра, общеизвестно, – книжно-текстовой памятник, причем в первозданном варианте без всяких иллюстраций. Считается одним из самых древнейших произведений особого жанра – руководств, как у нас ныне говорится, по «занятиям любовью». В древней Индии, где, пожалуй, только и могло появиться это выдающееся творение человеческого духа, такое обращение с самым святым для человека событием показалось бы попросту невежественным, диким, пошлым кощунством. Ибо любовь для них была искусством и волшебством одновременно. Не зря считается, что исходно «Камасутра» предназначалась исключительно элите, высшей касте древних индийцев. И лишь спустя столетия книга-учение стала всеобщим достоянием, как говорится, пошла в люди. Да так буквально очевидно, осязаемо, что явно повлияла на созижденье уникальных архитектурных творений, кои и сегодня прославляют город Кхаджурахо. Именно в нем доныне находятся храмы, «испещренные» неисчислимыми резными в камне изображениями, преисполненными духа «Камасутры». Гиды вожделенно направляют взоры туристов прежде все на те, которые выражают-повествуют про «это».
Меня же поразило другое. Непревзойденное, филигранное ремесло, уникальное искусство – нет, не зодчих-ваятелей в нашем понимании, но множество неведомых творян, любящих чувственную, вожделенную, непреходящую жизнь во всех ее ипостасях и проявлениях. И, видать, это было взаимно. Ибо такое иначе создать невозможно. К тому же это одухотворенное естество и не подозревало о чем-то стыдливом, скабрезном – сексе. Не зря на языке «Камасутры» «это» величается не похотью или неким пошлым «занятием», не инстинктивным и неразборчивым либидо, но «божественным единением», где предосудительность и греховность отсутствуют по определению. Грешно разве что наслаждаться им легкомысленно. Поэтому и шедевры Кхаджурахо также вполне волшебным образом являют единение не просто каменных храмов-изваяний и их наблюдателей, но многих поколений, культур.
Задумывались же и появилось они в пору жесточайших войн, когда каждый воин был на счету. Отсюда и местная версия, что возведением их якобы провоцировалось, подвигалось деторождение. Уж больно нужны были новые рекруты. Впрочем, версия сия видится корпоративной турагентской выдумкой. Хотя молодежь могла действительно научиться здесь многому, ведь и неграмотный разглядит каждый пассаж каменного наставления и прочувствует, как прекрасна в своем неисчерпаемом разнообразии жизнь человеческая, каждое ее мгновение. То есть если это и учебник-наставление, то для постижения волшебства любви к жизни, отчего она сама предстает волшебной.
К тому же зрелище, которое сегодня являет нам Кхаджурахо, – лишь малая толика того, что в свое время наблюдали и перечувствовали прихожане. Ведь первоначально пространный комплекс насчитывал 80 храмов. Целая библиотека-сокровищница. Особенно для неграмотных. Так что важнейшим из искусств и тогда была архитектура. Но как искусство любви к человеку, жизни.
Значит, закономерно, что столь притягательным для иностранца сексуальным практикам посвящена всего-то примерно пятая часть сутр в честь Камы. Остальные богатые их закрома содержат мудрость-понимание красоты-гармонии – как вообще быть хорошим гражданином, семьянином. Ведь согласно доктрине «камашастры», всё споспешествующее Каме служит и всестороннему развитию человека – его ума, умения преодолевать всяческие коварные соблазны и проблемы. При этом помимо фибр души развиваются и все чувства человеческие — осязание, обоняние, вкус, слух, зрение. И каменные сутры Кхаджурахо отнюдь не исключение. Сам камень здесь теплокровный. И на вид – благодаря охристым тонам, и на ощупь – во славу неустанному индийскому солнцу. И все это окунается в благовоние цветений, благовкусие экзотичных плодов, яств и птичье, музыкальное благозвучие.
Каждая такая сутра великолепна с утра, с первым лучом солнца, которое, словно лазерной указкой, поочередно, сверху вниз высвечивает ее сюжеты. Восхитительны каменные сутры и на закате, одевающем их в багряный переплет до следующего утра. Так что выразительны, живые они во весь день-деньской, артистично играя богатой светотеневой палитрой. Ночью вообще напоминают огромный дремлющий шлем-голову, словно из пушкинской сказки.
Как и в писаниях, каменные сутры лаконичны, афористичны, образны, запоминаемы. Мудрый тракт и трепетная поэма, легендарное сказание и привычная повседневность. Нет в них ни религиозного догматизма, ни кастовой непримиримости. Поскольку индуизм исходит из того, что бытие человека определяет триада, включающая добродетель (дхарма), интерес, выгоду, пользу (артха) и любовь, удовольствие (кама). Не напоминает ли она знаменитую триаду Витрувия: польза-прочность-красота? А роднит их отнесение красоты-удовольствия в конец перечисления важнейших качеств, но не как чего-то второстепенного, третьеразрядного, а, напротив, как желанное завершение, венец, благой исход жизни-творчества…
Словом, пресловутые позы, до которых охоч чужестранец, надо еще поискать средь бесчисленных сюжетов.
Вот одна красавица, испугавшаяся (якобы) обезьянки, прильнула к юноше.
Другая девушка просит мальчишку освободить ее от занозы.
Третья старательно наводит макияж.
Еще одна, любуясь собой в зеркало, резко оборачивается, как будто кто-то нечаянно заглянул в ее апартаменты.
Вот страстный танец под аккомпанемент местных музыкантов.
Наконец, и явно любовная сцена, завораживающая нежностью, с которой юноша дотрагивается до почти условного одеяния возлюбленной.
…Мириады мизансцен – и ни одного повторения. Чем не жизнь-судьба, реальный танец жизни? Ведь все персонажи будто танцуют, нечто сообщают своей мимикой-жестом. Не исключаю, что все богатство этих как бы независимых сутр складывается, словно изобразительные иероглифы майя, в сакральное повествование. Возможно, исторический или поэтический текст, ключи к которому утеряны и пока даже и не ищутся.
Многие позы, повороты «танцоров» кажутся неудобными, резкими. И только прочувствовав их, понимаешь, что таким наложением разных ракурсов выражается живое движение. Подобное мы узнали лишь с экспрессивным кубизмом.
Остановись, мгновенье, ты действительно прекрасно! Но зачем ему останавливаться, если за ним без всякого пространственно-временного зазора из вечности грядет-мчится, от вечности не отрываясь, столь же прекрасное мгновенье? И играет оно кротким ветерком, что уже более тысячи лет колышет тончайшие, кажется, прозрачные, покровы каменных камасутрян…
…После этого, право, даже не знаешь, с чем их и сравнить.
С нашей классической колоннадой ионического ордера: те же вроде бы канелюры и тот же энтазис-утонение, делающее все строение возвышенней? Однако греческий храм в целом не порывался ввысь, всецело довольствуясь незыблемым пребыванием в родном полисе, что и демонстрирует массивный антаблемент.
В кхаджураховских же храмах он вообще за ненадобностью отсутствует, потому как они преисполнены трепетом и буйством насущной, здесь-сейчас бьющей ключом и одновременно устремленной ввысь, в вечность, в нирвану. И преисполнены той перманентностью, трансцендентностью, которые и определяют Восток как «дело тонкое».
Поэтому в камне Кхаджурахо скорее запечатлено священное канелюристое древо индусов, у которого нет годовых колец и невозможно определить возраст, а ветви, изогнувшись сверху вниз, зачиная-завершая жизненный круговорот, становятся корнями нового произрастания. К тому же храмы виртуозно венчает ювелирный «бутон» как символ незавершенности бытия в принципе и его беспорочной цветущей красоты. Или это – изящная завязка ритуального свитка-свода мудрых многоголосых сутр?
А может, это небесный мини-храм, к которому, сами не ведая того, ведут легкими стремянками череды неизвестных паломников из камня?
Так и нам, из крови-плоти, предстоит подъем к каждому из храмов нарочито крутыми, взводными ступенями, словно одолевая некие стадии ритуального восхождения. Дабы прочувствовать, что упорно поднимаешься, совершенствуешься, одолеваешь «дорогу к Храму».
А затем уже и сам взгляд унесется ввысь вместе с каменной Камой, где всякая материальная бренность только в помеху. Не для этого ли мы снимаем внизу свою натруженную, но так ничего не понявшую, не прочувствовавшую обувь?
…Разве что «пламенеющая» готика, безостановочно устремленная ввысь, к Богу, близка своей экспрессией каменной Камасутре. Но не более, ведь индийский шедевр даже и не напоминает о смертных страданиях, предательстве, жестокости, насилии, искуплении греха. Да и мистики, потусторонности в ней тоже нет. Здесь безраздельно царит обыденность, более того, праздничная. Действительно, хорошую, по крайней мере, любопытную религию придумали индусы.
Мистический образ может показаться разве что внутри, где в кромешной тьме, которую не берет и фотовспышка (правда, хватает одинокой лампадки), восседает каменный Вишну или Шива. Но в глубине этой материнской горы-чрева он не прячется, ибо доступ к нему беспрепятствен. Так он, следуя святой традиции, ушел-погрузился в себя. Шедевр, пожелавший остаться наедине с самим собой. Однако все свое существо он выставляет напоказ, словно выворачивая свою пещеру с каменными сутрами-сталактитами наизнанку.
P.S. Всякий раз убеждаюсь: ничто не приходит случайно и не проходит бесследно. И каждое добропорядочное влечение обязательно удовлетворится, конечно же, непредсказуемым, как реинкарнация, образом. Так и Индия даровала неожиданное наслаждение, поистине Каму общения с глубинной красотой и неподдельной гармонией. Вот почему и зовет-кличет к себе снова – не к конечной цели, но к началу.
Примечания
Кама (санскр. «любовь», «чувственное влечение») – индуистский бог Любви. Изображается в виде крылатого юноши с луком из сахарного тростника и пятью стрелами из цветов.
«Камасутра» перечисляет 64 вида «искусств» (или «знаний»), изучение которых входит в рамки общего «курса» «камашастры» — науки любви.
Су́тра (санскр. «нить» — в древнеиндийской литературе лаконичное и отрывочное высказывание, афоризмы, позднее — их своды). Как свитки сутр, что в культовых ритуалах служили атрибутом, по определению, мудрого божества.
