Ретроспективное сообщение об основании Гольшан как центра небольшого литовского княжества в регионе балто-славянского пограничья “…четвертым братом Великого князя Наримунта – Гольшей (Гольшасом)…”1 можно условно датировать серединой – второй половиной XIII в., хотя такая датировка и является достаточно произвольной, так как в легендарной части белорусско-литовских летописей хронологическая канва имеет относительный (условный) характер – “событие Б произошло после события А”.
Сын Гольши, князь Альгимунт Гольшанский, согласно тем же летописям – современник и один из ближайших сподвижников великого князя литовского Гедимина, фактически является столь же легендарной фигурой, как и его отец, поскольку документально подтвержденные данные о нем отсутствуют.
Иван Альгимунтович, один из ближайших сподвижников великого князя Витовта, – первый известный по документальным источникам представитель этого рода. Его потомки владели Гольшанами до начала XVI в., когда Елена Гольшанская в 1525 г. вышла замуж за Павла Сапегу из линии Сапегов Кодненских. После его смерти Гольшаны перешли к одному из сыновей – Богдану (основал недалеко от Гольшан местечко Богданово2).
Резиденция первоначальных владельцев (Альгимундовичей) находилась на городище XII–XIII вв. (гора, называемая “Корабель”, в 1,5 км к северо-востоку от Гольшан), которое позднее было превращено в замок, окруженный мощными древо-земляными укреплениями. Окончательно оставлен на рубеже XV–XVI вв. Не сохранился.
Сведения о резиденции новых владельцев Гольшан до начала XVII в. в письменных источниках отсутствуют. В справочной и краеведческой литературе XIX – начала ХХ в.
постройка каменного замка в Гольшанах приписывается, как правило, Павлу Богдановичу Сапеге (1565–1635 гг.)3. Он учился в Виленской академии. В 1593 г. благодаря поддержке своего кузена Льва Сапеги получил должность конюшего ВКЛ, в 1598 г. – “староство городовое Ашмянское”. Неоднократно избирался послом на сеймы от Ошмянского повета. В 1601 г. совершил паломничество в Рим, где получил аудиенцию у папы Климента VIII и был “одарен реликвиями… которые привез в свои Гольшаны”4. В 1623 г. был назначен Сигизмундом III на должность подканцлера ВКЛ, которую занимал до своей смерти.
После смерти отца Павел Стефан унаследовал в 1599 г. имения Гольшаны и Богданов с многочисленными фольварками и деревнями. За период с 1602 по 1630 г. получил в наследство от родственников различные имения и части имений в воеводствах Полоцком, Витебском, на Жмуди, под Варшавой и т.д.
От короля им были получены в пожизненное владение староства: Каменецкое, Василишское, Геранонское и Липнишское; державы: Тельшевская (на Жмуди) и Вожнец (в Трокском воеводстве); также он пользовался, целиком или частично, доходами с других королевских имений в Минском, Виленском и других воеводствах. Однако все эти доходы не компенсировали затрат Павла Стефана, понесенных им на королевской службе, во время военных действий (походы под Смоленск в 1609–1611 гг., 1634 г. и др.), а также связанных со строительной деятельностью в Гольшанах; его имения были отягощены многочисленными долгами разным лицам. Последние полтора года жизни тяжелобольной Павел Стефан провел в Гольшанах, где и был похоронен в костеле Св. Иоанна Крестителя5.
В составленном в 1635 г. завещании он записывает своей четвертой жене “…пожизненно… (право) проживания и использования (доходов) имения моего Ольшанского, то есть Замок Ольшанский, мною выстроенный (zmurowany) со всеми строениями дворовыми и фольварком Ольшанским, (также) местечко Ольшаны с мещанами подданными…” Все свои остальные имения он завещал брату Николаю Богдановичу Сапеге (1558–1638 гг.) и его детям, однако Николай Богданович, “по полюбовному договору со вдовой покойного брата”, получил и “…крайне отягощенное долгами… Гольшанское имение”6, которое в 1635 г. передал сыну – Томашу Николаевичу Сапеге (1598–1646 гг.; в 1619–1625 гг. учился вначале в Краковском университете, затем в Ингольштадте, Падуе и Болонье. В 1633 г. во главе собственной гусарской хоругви участвовал в битве с русскими войсками под Мстиславлем, позднее был депутатом Трибунала ВКЛ, в 1641 г. стал воеводой венденским, а в начале 1643 г. – воеводой новогрудским).
Томаш Сапега владел Гольшанами десять лет. Имение было по-прежнему отягощено долгами и после смерти владельца подвергнуто эксдивизии, причем М. Балиньский называет эту эксдивизию “первой (по времени) на Литве”.
Процесс эксдивизии длился долго. Так, еще спустя пять лет не были удовлетворены все заинтересованные лица; в связи с чем в 1650 г. был составлен “Акт оценки им. Ольшаны… оставшегося после смерти Томаша Сапеги, в связи с претензиями кредиторов…”, где упоминается и замок:
“…как в самом замке Ольшанском стены и постройки при них… и по фольваркам постройки, также… (неразборчиво) мельницы, пруды и все, что из Ольшанского имущества припало под таксу, описать… присудить… половину Ольшан… (имеется в виду “половина” всего “имения”. – Р.Б.) – пану чеснику… Воловичу… а другую часть – ростовщикам и кредиторам…”7.
Ч. Янковский пишет, что “замок… достался двум дочерям Казимира Сапеги”. Имеется в виду брат Томаша – ему первоначально (после отца) перешло “имение Богданов”. Действительно, одна из дочерей Казимира, Варвара, была замужем за Казимиром Воловичем, который, согласно упомянутому документу, получил по разделу половину Гольшан (видимо, с замковыми строениями).
О том, что на первом этапе существования (середина XVII в.) Гольшанский замок не представлял собой законченного архитектурного сооружения, свидетельствует формулировка, сохранившаяся в одном из документов, связанных с эксдивизией 1640–1650-х гг. (к сожалению, не датированном, так как начало утрачено): “…в замке Ольшанском… муры недоконченные и неоштукатуренные, внизу и вверху, начиная от муров вельможного пана Томаша Сапеги…”.
О недостроенности замка в целом свидетельствует, хотя и косвенно, предписание судебных властей, адресованное многочисленным кредиторам, получившим по эксдивизии вторую половину имения, причем границы раздела местами проходили вплотную к периметру замка. Формальное запрещение “…разбирать или разрушать стены замка…”, несомненно, было бы излишним, если бы эти “стены” представляли собой единый, завершенный и монолитный объем.
Что происходило с Гольшанами и, в частности, с Гольшанским замком во 2-й половине XVII в., не ясно, однако вряд ли местечко могло остаться в стороне и не пострадать во время похода русских войск князя Черкасского и казацких отрядов Золотаренко от Минска на Вильно летом 1655 г.
Позднее, уже в 1670-х гг., половина Гольшан (с замком) перешла во владение Казимира Владислава Сапеги (1650–1703 гг.; подстолий ВКЛ в 1685–1689 гг.; подскарбий надворный в 1686–89 гг.; Троцкий каштелян в 1689–1697 гг.; Троцкий воевода в 1697–1703 гг.), а после его смерти – к сыну – Яну Федерику Сапеге (1680–1751 гг.). Ян Федерик – значительный государственный и общественный деятель первой половины XVIII в. (канцлер ВКЛ с 1735 г.), автор многочисленных исторических и публицистических работ – последний из рода Сапег, владевший Гольшанами. В 1704 г. он продал “…имение мое… названное Ольшаны… часть нашу… с палацем мурованным (и) домом дворовым деревянным… и всеми строениями дворовыми…” лидскому маршалку Франтишку Мосевичу.
Ч. Янковский так описывает дальнейшую судьбу Гольшан: “Как камень от удара молота, распалось великое богатство Сапег. Историческую нить этих разрозненных частей и осколков трудно проследить как из-за отсутствия документов, так и из-за большого количества процессуальных и пограничных осложнений… Единственный сын Франтишка Масевича – Эльяш, настоятель монастыря минских кармелитов, продал свою часть Гольшан в 1746 г. Иерониму Костеше Жабе, старосте Кошалинскому”8. Позднее, во 2-й половине XVIII и 1-й трети XIX в., Гольшаны поочередно находились во владении Иеронима, Юзефа, Игнатия и, наконец, Антония Жаб. Им же принадлежал и замок, точнее, то, что от него осталось.
Как и другие авторы XIX в., Ч. Янковский полагает, что во время Северной войны замок в Гольшанах был разрушен (сильно поврежден?) шведскими войсками, однако не приводит конкретных фактов, основываясь, видимо, лишь на местных преданиях.
Еще в конце XVIII в. замок был жилым (неясно, правда, в каком объеме) и даже являлся “резиденцией” – например, документ, датированный 1778 г., подписан “…Казимиром Игнатием Костешей Жабой… собственной рукой в замке Гольшанском…”9.Жабы владели Гольшанским замком до середины XIX в., после чего его унаследовал Людвиг Корсак, сын одной из дочерей Антония Жабы, Олимпии.
После подавления восстания 1831 г. костел францисканского монастыря в Гольшанах был закрыт, в связи с чем богослужение перенесли в замковую каплицу. Ее краткое описание сохранилось в документе 1837 г.: “в замке… часовня… требуется ремонт кровли… стены хорошие, только в некоторых местах отвалилась штукатурка. Алтарь один, часовня не очень маленькая, длиной 26 1/2 аршин, а шириной 9 аршин…”10.
Сохранилось также несколько общих, хотя и кратких, описаний замка середины – 2-й половины XIX в. Одно из них принадлежит В. Рачкевичу: “Будучи опекуном малолетних наследниц Гольшанских земель, имел возможность осмотреть замок, могу заверить, что и сейчас это великолепное сооружение. Шведы его в большей части разрушили, но до сих пор еще частично жилой. Замок обширный, квадратный, по углам имел 4 башни, также при северной и южной стенах по одной боковой, главный фасад выходит на восток. Весь замок был трехэтажный и жилой. От его пышности кроме руин и части стен ничего не осталось; где-нигде валяются мелкие кирпичики разных форм и цвета, которыми когда-то выстилался пол в комнатах… Сейчас вороны гнездятся на башнях, своим криком прерывая гробовую тишину…”11. Примерно такую же картину рисует и S?ownik geograficzny: “Половина этого замка существует до сих пор в жилом состоянии, но уже нет третьего этажа, часовня превращена в склад разного хлама, только в некоторых комнатах остались следы росписи на потолке и пара давних пейзажей над дверьми; наконец, портрет одного из Сапегов и мраморный стол дополняют небольшую горстку немых свидетелей прошлого замка Сапегов”.
Последнее описание замка, относящееся примерно к концу 1880 – началу 1890-х гг., дает Ч. Янковский: “В настоящее время Гольшанский замок полностью избавился всяких следов прошлого. Угловые стародавние башни взорвал недавний владелец Гольшан Гарбанев (он купил Гольшаны у Людвига Корсака), которому требовались выдержанные кирпичи для строительства корчмы в местечке. Осталась только одна башня, стоящая вблизи каменной резиденции, возведенной на давнем замковой фундаменте. Стоит еще в огороде часовня Сапегов, точнее, стоят ее остатки, временно превращенные в амбар”.
В другом месте этот же автор, очевидно, основываясь на местных преданиях, так характеризует первоначальный облик Гольшанского замка – как можно понять из контекста, по состоянию на середину XVII в.: “…трехэтажный замок с огромными подвалами, множеством комнат, печами, сложенными из геральдических изразцов, резными дверями, мастерски оформленными, с мраморными каминами на столбиках”.
Как видим, отрывочность и в значительной степени противоречивость являются характерными чертами как комплекса иконографических (см. АиС, № 3), так и большинства нарративных источников, связанных с историей Гольшанского замка.
Сложная, прослеживаемая лишь по косвенным данным строительная история, очень высокий процент утрат (80–90% от первоначального объема) и явная неполнота архитектурно-археологических исследований (по приблизительной оценке – менее 10% площади памятника) не только крайне затрудняют попытки типологического анализа, но и вынуждают вести поиск архитектурных аналогов с чисто формальных позиций, основываясь лишь на общем планировочном решении комплекса и хронологических рамках его строительства.
Хронологические границы
Несмотря на документально зафиксированное утверждение Павла Сапеги о строительстве им Гольшанского замка, вопрос о начале строительства остается открытым, о чем косвенно свидетельствуют некоторые факты из истории еще одного памятника архитектуры XVI–XVIII вв., сохранившегося в Гольшанах.
Костел Иоанна Крестителя заложен (по другим сведениям – освящен) в 1618 г., т.е., согласно исторической традиции, его строительство (или, по данным археологических исследований 1985–1990-х гг.12, – перестройка) непосредственно связано с деятельностью Павла Стефана Сапеги.
В фундаментах этого костела исследователи прослеживают четыре типа кладки, соотносимых, соответственно, с четырьмя форматами кирпича: два разных, но датируемых достаточно широко: конец XVI – начало XVII в., третий тип, датируемый XVII в., и четвертый – XVIII в.
Наличие в одном памятнике двух типов кладки “конца XVI – начала XVII в.”, один из которых несомненно соотносится со строительными работами, оконченными в 1618 г., заставляет датировать второй (вернее, первый) тип как минимум концом XVI в., если не еще более ранним периодом.
Размеры кирпича, предположительно употреблявшегося в более раннем типе кладки, почти идентичны размерам кирпича, выявленного при раскопках фундаментов северо-западного корпуса и угловой башни Гольшанского замка(см. АиС, № 3). Как и замок, костел характеризуется сложной строительной историей (3–4 строительных периода) и далеко не полной архитектурно-археологической изученностью. Приведенные данные оставляют открытым вопрос о начале строительства каменного замка в Гольшанах (2-я половина XVI в. или 1-е десятилетие XVII в.?).
Верхняя хронологическая граница столь же условна, хотя и по другим причинам. Представляется несомненным, что строительство и, видимо, проектирование именно того архитектурного комплекса, остатки которого мы видим на рисунках и чертежах XIX – начала ХХ в., связаны с эпохой Павла Сапеги (т.е. датируются 1-й третью XVII в.), однако можно утверждать, что Гольшанский замок ни в 1-й трети, ни в середине XVII в. не был целиком достроен (см. документы эксдивизии).
Не было этого сделано и позднее – во 2-й половине XVII – начале XVIII в. Никто из 6 или 7 сменившихся за это время владельцев Гольшан не мог достроить замок – как в силу внешних факторов (войны 1650–1660-х и 1700–1710-х гг.), так и в связи с краткостью сроков владения. Достройка во 2-й половине XVIII в. также исключается, так как на рисунке 1812 г. (задолго до продажи Гольшан Горбаневу) замок уже показан в полуразрушенном (точнее, недостроенном) виде.
Исходя из этого, мы можем лишь попытаться представить себе “проектный” вариант данного архитектурного комплекса, максимально расширив хронологические рамки (1570–1620-егг.) и основываясь только на достаточно общих представлениях о его планировочной структуре. (Нам неизвестны: точные очертания наружного и внутреннего периметров замковых корпусов; хронология отдельных частей комплекса; конструктивное и архитектурное решение выездных ворот и т.д.).
Необходимо сразу оговориться, что заведомая условность этой единственно доступной нам методики поиска архитектурных аналогов заранее исключает попытки полной силуэтно-фасадной реконструкции комплекса. Любая подобная реконструкция является произвольной и недоказуемой, если, разумеется, не будет найден подписанный и датированный архитектурный проект замка.
Тем не менее, даже если обозначить рамки начала строительства комплекса предельно широко, т.е. периодом 1570–1620-х гг., аналоги Гольшанского замка вряд ли следует искать в Голландии. Как нам представляется, достаточно и сооружений, возведенных на территории Речи Посполитой данного периода. Тем более что, хотя генетически все рассмотренные ниже аналоги так или иначе восходят к североевропейской (голландской) школе оборонной архитектуры, проектировавшие их итальянские архитекторы творчески сочетали конструктивные приемы этой школы с элементами итальянской раннебарочной традиции13, что придает им, на наш взгляд, принципиальное отличие от голландских прототипов (рис. 1).
1. Загородный королевский замок в Уяздуве (Варшава):
“Построен в 1619 г. и закончен в 1620 г., по всей вероятности, по проекту Джованни Тревано или Матео Кастелло по заказу короля Зигмунта III… Разорен в период шведских войн. Ок. 1690 г. восстановлен и перестроен по проекту Тыльмана Гамерского… В 1766–1771 гг. перестроен для короля Станислава Августа при участии Доменико Мерлини, Эфраима Шрегера и др. …С 1809 г. в замке помещался военный госпиталь, перестроенный в 1852 г. Стиль раннего барокко. Двухэтажный на плане квадрата с четырьмя башнями по углам и внутренним двором. Сожжен в 1939 г. Снесен в 1954 г. Проведенные изыскания в течение 1961–1965 гг. установили контуры замка. С 1973 г. осуществляется его восстановление”14. Единого мнения о начале строительства этого замка, видимо, не существует. Так, например, известный исследователь польской архитектуры Адам Милобендзки в одной из своих работ датирует Уяздувский замок 1606–1619 гг.15, однако в более позднем, капитальном труде по истории польской архитектуры XVII в. он же считает, что этот замок “задуман, возможно, уже в 1605 г., начат строительством в 1624, а окончен, вероятно, уже при Владиславе IV”16 (т.е. после 1632 г.) (рис. 2, 3).
2. Еще одним, столь же близким, на наш взгляд, аналогом являлся замок в Гримайлове (б. Grzymalow, Тернопольская обл., Украина). Он был сильно поврежден во время Второй мировой войны и окончательно разобран в конце 1940 – начале 1950-х гг.
Выстроен между 1590 и 1620 гг., неоднократно подвергался разрушениям во 2-й половине XVII – начале XVIII в., затем вновь отстраивался; сменил нескольких владельцев (Людицкие, Синявские, Чернорыжские, Любомирские, Ржевусские). Первоначальный облик замка известен только по обмерным чертежам начала XIX в., входившим в состав неосуществленного проекта перестройки, заказанного Изабеллой Любомирской после пожара, уничтожившего замок в 1803 г.17 (рис. 4).
Несмотря на сложную строительную историю этих памятников (неоднократные перестройки, полное уничтожение и восстановление с “нулевой отметки” Уяздувского замка; полная утрата Гримайловского замка, который мы знаем только по чертежам начала XIX в., а также значительную разницу в размерах (Уяздувский замок целиком поместился бы во внутреннем дворе Гольшанского замка; размеры Гримайловского замка нуждаются в уточнении), эти замки в целом и по хронологии, и по планировочной структуре являются наиболее близкими архитектурными аналогами Гольшанского замка.
Как о более отдаленных аналогах можно говорить о таких сооружениях типа palazzo in fortezza, как замки в Барануве (1570–1590-е гг., частично перестроен в 1695 г.) и Ланьцуте (1629–1641 гг.) (рис. 5–7).
Можно отметить, что “типологический” образ так называемой малой крепости, видимо, широко распространенной на территории Речи Посполитой в XVII в. и имеющей принципиальное сходство по общей планировочной структуре с замками в Гольшанах, Уяздуве и Гримайлове, дан в одном из трактатов Ю. Нароновича-Наронского, написанном в 1650-е гг.18, обобщавшем выработанные к тому времени основные принципы оборонного строительства (рис. 8).
Квадратный объем замка, образованного двух-, трехэтажными корпусами жилого и хозяйственного назначения, с внутренним двором, четырьмя угловыми и одной надбрамной башней, помещен в центре четырехбастионного водно-земляного укрепления, имеющего регулярную планировку, что возвращает нас к неоднократно высказываемым гипотезам различных авторов об аналогичных укреплениях Гольшанского замка.
Общие соображения относительно того, что такие укрепления должны были бы существовать, пока не подтверждаются ни натурными исследованиями ландшафта (не проводились), ни иконографическими источниками XIX в., ни документальными источниками XVII–XIX вв.
Краткое упоминание в одном документе 1649 г., связанном с эксдивизией: “…Става Великого, главного, на реке Lostay, под местом и замком Ольшанским, аж по весь (деревню) Чурки заливаем(ого), на котором стоит млын о двух колах и паперня по-прусски мурованная…”, мало что дает с точки зрения реконструкции внешней оборонительной системы замка.
Действительно, если вместо существующей в настоящее время болотистой низины к юго-западу от замка и местечка, хорошо читаемой на крупномасштабной карте 1-й четверти XIX в., здесь находился обширный (хотя, вероятно, мелководный) водоем, это могло значительно затруднить доступ к замку – но лишь с северо-запада и запада. Вместе с тем наличие такого пруда никак не решало проблем обороны замка на наиболее опасных направлениях – восточном, юго-восточном и южном.
Теоретически именно на этих направлениях можно предполагать существование остатков каких-либо земляных укреплений, связанных с первоначальным замыслом строителей замка, – если только этот замысел не остался, как, очевидно, и многие другие, на стадии “проектного предложения”.
Примечания
1. Хроника Быховца. – М., 1966. – С. 46.
2. Sapiechowie. Materia?y historyczno-genealogiczne i maj atkowe. – Petersburg, 1890. – Т. 1. – S. 121.
3. См.: Bali´nski, M., Lipi´nski, T. Staro?zytna Polska… – Warszawa, 1846. – Т. III. – S. 223–224; S?ownik geograficzny ziem Polskich… – Warszawa, 1882. – Т. III; Jankowski, Cz. Powiat Oszmia´nski. Cz. I. – Petersburg, 1896. – S. 209.
4. Polski s?ownik biograficzny. – Wroc?aw еtc., 1993. – Т. 35 (z. 144). – S. 134.
5. Korona, M. Krzy?z swietlisty ´oswieconego domu… Sapiech´ow. – Wilno, 1637.
6. Polski s?ownik biograficzny. – S. 122, 134.
7. Государственный исторический архив Литвы. Ф. 1292, оп. 1, ед. хр. 199, л. 1 – 1 об.
8. Jankowski, Cz. Powiat Oszmia´nski. Cz. I. – Petersburg, 1896. – S. 212.
9. Государственный исторический архив Литвы. Ф. 1292, оп. 1, ед. хр. 23, л. 4.
10. Там же. Ф. 604, оп.1, ед. хр. 7833, л. 14.
11. Raczkiewicz, W. Roztrzasania zas ad historyi P´o?nocnej Europy. – Wilno, 1860. – S. 87–88.
12. Кушнярэвіч, А.М. Культавае дойлідства Беларусі XIII–XVI ст. – Мн., 1993. – С. 124–127.
13. Mi?ob edzki, A. Architektura Pоlska XVII wieka. – Warszawa, 1980. – S. 119.
14. Хоростицкий, Ю., Роттермунд, А. Архитектурный атлас Варшавы. – Варшава, 1978. – С. 230.
15. Mi?ob edzki, A. Zarys dziejow architektury w Polsce. – Warszawa, 1968. – S. 173–174.
16. Mi?ob edzki, A. Architektura Polska XVII wieka. – S. 119–120.
17. Aftanazi, R. Dziеje rezidencji na dawnych kresach Rzeczypospolitej. – Wroc?aw etc., 1995. – Т. VII. – S. 56–67.
18. Naronowicz-Naro´nski, J. Ksi egi nauk matematycznych. T. 3. Architektura militaris. 1659 (рукопись). Изд. в 1957 г. (N-N/ Budownictwo wojenne, Warszawa).