…Нет, никак не с вешалки.
Вначале театра была и всегда остается Жизнь, что, как говориться, вся – игра. Она и создала его по своему образу и подобию, словно преумножая, обогащая самое себя плотью и духом. Кстати, древние греки подметили это изначально, почему в их слове «театр» заложенное божественное «тео» и возводили театры не также вожделенно, как и храмы.
Поэтому театр так не терпит и жизненной и профессиональной лжи. Как в Жизни мы не терпим ее, так и на сцене она не приемлема, отторгаясь чувством «не верю!».
Так и здание театра – самобытный актер в труппе-ансамбле города. Причем роль у него заведомо первого плана. Поэтому и ответственность особая, здесь ложь на лицо не то, что в типовой массовке.
Свое не-до-верие в отношении реконструкции Оперного театра и цирка в Минске в нашем журнале я уже выказывал.
Теперь о новой премьере – обновленном (или, если хотите, остаренном) Купаловском театре столицы.
Если одним словом – Верю!
Хотя за историческую достоверность воссозданного не ручаюсь. Да она, учитывая технологию современной драматургии, да и просто комфорт актеров и зрителей, и не может быть абсолютной. Речь о другом, думаю, о самом важном – о вере, что преисполняется Жизнь со всеми ее сюжетными перипетиями.
А особенно потрафляет этому моему до-верию контраст, который «новосел» составляет с теми проектными предложениям, которые еще совсем недавно лоббировались в качестве претендентов на его место. Сплошное мертвое стекло ангара оптового склада. Ничего живого ни по форме, ни по содержанию. Претензия на «современность»? Однако и она должна быть жизнеспособна, уважительно уживаться с коллегами по архитектурной труппе, по режиссуре всего градостроительного спектакля. То есть уживаться с самой Жизнью, где всякий авангард должен быть уместен, как любая реплика, пауза в спектакле, которые подразумевают равноправный и доброжелательный диалог, несмотря на свой возраст. По сути, это и есть глубинный признак так натужно искомой ансамблевости.
…Ниспал занавес строительных лесов и городу-и-человеку предстал опрятный, с иголочки, по-белорусски скромный, не напыщенный, но не безразличный к себе и людям, с достоинством, приветливый, масштабный в деталях и в целом, артистичный, долгожданный и одновременно архитектурный персонаж.
Подробные впечатления, естественно, еще впереди. А сперва лишь одно - здорово, что сегодня «Купаловка» обрела (вернула?) балкон над входом. Замечательный пассаж в драматургии Жизни. В антракте зрители могут выйти на него и вновь окунуться в реальную повседневность города, дабы потом опять нырнуть в «иную» жизнь спектакля, также в антракт, переход, но к Жизни реальной. Ибо и сам фасад сегодня сродни занавесу, затаивающему, как у папы Карло, волшебство театра.
Этот эмоциональный переход - как контрастный душ для тела – освежает впечатления, углубляет переживания. Для наблюдающих со стороны – это тоже спектакль, невольно зазывающий в внутрь этого художественного священнодействия. Но и это еще не все. При случае, в контексте оригинальной режиссерской задумки этот самобытный пирс, пассаж, переход в иножизнь смог бы превратится в сцену, в открытую в город «залу». Хотите, и с оркестром, и «мистификациями с разоблачением». Или даже выплеском действа в также стародавний сквер, с которым он живет-ладит.
У выдающегося Лангбарда в проекте Оперного театра, видимо, была такая же задумка. И у нас бы отличный шанс вернуться к ней. Но эту выразительную авансцену волюнтаристски узурпировал «Аполлон» и иже с ним.
«Ах, Аполлон! Ах, Аполлон!» (А. Райкин).
Вот ему я ни за что не верю!
…Так что пресловутая вешалка – так же его достояние, персонаж театра-действа, встречающее и провожающее нас, правда, уже в самом театре. Она тоже от нашей стародавней и нестареющей Жизни. Поскольку куда, как не в театр мы идет, как на светский, но неугасаемый при любых религиозных доктринах ритуал, непременно отождествляющий зрителей и участников, – себя показать, других посмотреть. Поэтому также интересно, какова «вешалка» у нынешней «Купаловки».
Уверен, и хозяева-актеры, которые с трепетом ждали и боялись реконструкции своего «дома», в нем, старо-обновленном заиграют по-иному, что невольно преисполнит и зрительный зал. И на это совместное хочется, спешится посмотреть.
…А еще новая, не первая уже, реинкарнация прославленного здания-театра подвигает верить, что мы хоть понемногу начинаем понимать, что наша Жизнь, жизнь каждого из нас значительно, принципиально старше, чем партизанские землянки и всяческие вихри враждебные. И, конечно же, мудрее, чем безоглядная борьба за абсолютно новый мир и амбициозное стремление покрасоваться, а то и похулиганить на авансцене истории.
Поэтому действительно хочется верить, что подобный общий (специфические узкопрофессиональные моменты умышленно не затрагиваю) подход возобладает в нашем зодчестве. Ведь, что ни говори, каждое его детище также от Жизни – отдельного ансамбля, города, культуры в целом. В культуре, где исконно заложен смысл выхаживания, выпестовывания, заботливого выращивания. Особенно в исторических центрах, где каждый из них живет-играет чуть ли не буквально на глазах горожан и гостей. Такую жизнь архитектуры, как и театра, можно любить, надеясь, что это взаимно.
…«Любите театр, как люблю его я!» (А.П. Чехов. «Чайка»).
P.S. А как на это разительное перевоплощение своего коллеги по театральному цеху взглянет Минский русский драматический театр? Ибо и у него жизнь и судьба непростая, и невозможно узнать в сегодняшнем его облике наружность предшествующую. Правда, и статус, специализация поменялись. Однако благородная храмовость сохранилась. В любом случае и он уже самодостаточный памятник и знакомый, полюбившийся артист столичного архитектурного спектакля, и не хочется верить, что на него поднимется рука радикальных авангардистов. Хотя, по-моему, и уступающий предшественнику по своему самобытству и оригинальности.
Быть бы и быть им одновременно. Вот только, очевидно, не в этой Жизни. Но в памяти, которая должна хранить, учится, гордится нашими самобытными архитектурными традициями. И верить им, ибо они уж точно не солгут и не предадут. И не потянут в отжившее, но научат вживаться в жизнеспособное и жизнеутверждающее будущее.