Что радует в современной архитектуре Беларуси, так это разнообразие форм, стилевых поисков, возможность использовать (конечно, обоснованно) практически любые материалы и конструкции. Как расширилась типологическая составляющая архитектурного творчества! Одно возвращение в сферу проектирования объектов высокого духовного звучания – культовых зданий и комплексов – многого стоит. Возникли и укрепились новые виды проектных организаций. А какими многообразными стали взаимоотношения между проектировщиками и заказчиками, которые, кстати, не всегда приятно, порой нервно регулируются, но являются неизбежностью хотя бы потому, что это закономерное следствие упомянутых в начале статьи явлений.
Дело в том, что архитектор, создавая образы архитектуры, имеет право использовать любой исходный материал, искать его везде, где считает нужным. Он должен увидеть то, на что до него никто не обращал внимания. С помощью собственной интуиции, усвоения достижений современной культуры обязан выявить новые аспекты особенностей социальных факторов, природной ситуации, истории, в том числе и в зодчестве предшествовавших исторических периодов. Однако наибольшего успеха может достичь только тот, кто улавливает системность и взаимосвязь огромного количества факторов, обусловливающих архитектуру.
Важнейшим качеством произведений архитектуры считаю их возможность активно, очень эмоционально “разговаривать” со зрителем даже спустя многие годы после того, как завершилось строительство, когда, казалось бы, и времена настали совсем иные. Архитектора-автора давно уже нет, поколения сменились, и вкусы другие, и воззрения, даже одеваются люди по-иному. Многие романы, поэмы, песни, прежде известные, принесшие славу их создателям, давно позабыты. А здания продолжают жить. И очень важно, когда вместе с ними продолжает жить, совершенствоваться, развиваться и окружающая их среда. Это получается, когда возникает наполненное высокой духовной содержательностью единство, которое вовсе не обязательно может формироваться единовременно, а постепенно, с использованием разных финансовых возможностей, с перерывами по разным причинам, на основе различных стилевых предпочтений, но самое главное – со стремлением к целостности. В этом случае среда предоставляет шанс, казалось бы, самым обычным, на первый взгляд, стенам и крышам стать истинными раритетами, получая при этом возможность и самой возвыситься благодаря уцелевшим свидетельствам прошедших времен, обогатившись не просто чем-то материальным, но и аурой преданий, памятью о реальных событиях, легендами о мифических образах и личностях.
Тут срабатывает очень простой закон: безусловно, интересно и значимо может быть то, что сделано сегодня, но по-настоящему ценность и значимость всего, чего угодно, – и произведений архитектуры в том числе, определяет время. Нужна дистанция, проверка временем, которая позволит отсеять поверхностное, заимствованное и второстепенное, проявить истинные ценности.
Для Беларуси это очень большая проблема. Мы имеем не так много сформировавшихся целостно уголков белорусской земли. Виной тому прежде всего социальные эксперименты, революции, разрушения военного времени, а порой и обычное головотяпство. Поэтому, если вернуться к слову “многообразие”, можно решить, что в архитектуре теперь дозволено делать абсолютно все. И действительно можно, но лишь в том случае, если целью остается гармония, единство, согласованность. А то гармония как категория, как цель архитектурного процесса порой и вовсе лишь декларируется, а на деле реализуется извечный соблазн творческой личности выделиться среди других, среди того, что построено рядом, как бы запечатлеть себя в своем произведении. Поэтому в современной архитектуре, которая иногда гармонию пытается трактовать по-своему, частенько уповая только на создание эффекта неожиданных впечатлений, ставка нередко делается на самые простые средства, например контраст или осознанное нарушение основ тектоники.
В связи с этим высоко ценю комплекс Белорусской государственной сельскохозяйственной академии в Горках Могилевской области. Даже книгу об этом написал. Но старался обратить внимание не столько на приемы формирования композиционных осей или, допустим, на выявление закономерности доминант и акцентов, сколько на показ творческой и деловой атмосферы того далекого времени, когда ансамбль создавался. Какова была доля архитектора, когда он в достаточно отдаленной провинции проектировал, строил, спорил, отстаивая свое мнение, уступал, не имея профессиональной поддержки, даже иногда терпел поражения, но тем не менее невероятно целеустремленно все десять лет шел к одной цели. В сентябре 1846 г., выполнив поставленные задачи, Анжелло Кампиони уехал из Горок и, полностью выработавшись (чего никто не знал, это показали лишь архивные документы), через год ушел из жизни. Создание академического городка в Горках для меня стало примером преданности профессии, патриотического отношения к тому месту, где жили и работали профессора, преподаватели, служащие и учились студенты, а ведь потом они, не имевшие отношения к строительству, сами продолжили проектировать и строить, деревья сажать. Профессионалы участвовали в этом тоже, правда, очень немного, подключившись основательно к делу лишь в новые времена. Но в Горках удавалось поддерживать, сохранять и развивать столь необходимую для педагогики особую, наполненную смыслом, материальными и духовными ценностями среду, сочетающую точный расчет с высоким уровнем художественности, которая исходит от естественной красоты природы.
Поэтому в Горках и сейчас, после невероятных исторических перипетий и катастроф, неоднократных реформ системы образования, многое по-прежнему хорошо: создана очень важная для учебного процесса, пропитанная эстетикой среда, в которой оптимально сочетаются идеи преемственности и поиска перспективных решений. Даже Ботанический сад (кстати, самый старый в Беларуси) – тоже там. Архитектура новых зданий, но без погони за какими-то особыми, экстравагантными решениями неизбежно привносила в ансамбль академии стилевые особенности своего времени и являлась отражением желания и возможностей страны совершенствовать учебно-воспитательный процесс. Всегда соблюдалась сомасштабность возводимых зданий с уже существовавшими сооружениями и комплексами. Ни одно новое сооружение на территории академии или в непосредственной близости от нее не является примером несогласованности, дисгармонии или резкого контраста.
В связи с этим актуальной просматривается потребность в изучении опыта народного зодчества с целью выявления и использования строительных традиций, эстетических идей и архитектурных форм. Вот уж где, причем в любом объекте, независимо от его размеров и значимости, будь то хата, гумно или всего-навсего плетень вокруг огорода или колодец-журавль, все всегда было предельно согласованно. Нет ничего лишнего – все элементы, и тоже независимо от размеров и значимости, даже если это только один из колышков ограды или пара стропил, формирующих крышу, поясняют друг друга, подготавливают к восприятию как соседних аналогичных, так и абсолютно других элементов, форм и приемов. Конечно, многое в народной архитектуре предопределяло единство в одном лице заказчика, исполнителя и будущего потребителя. Это позволяло создавать целостную систему профессиональных приемов формирования среды, которая основывалась прежде всего на духовных ценностях и жизненных потребностях. Поэтому изучение приемов, с помощью которых при всей их кажущейся простоте народные мастера добивались неординарности и высокой художественной выразительности своих произведений, может позволить проектировщикам найти дополнительные резервы в принятии оптимальных решений.
Анализ современной архитектурной практики показывает, что недостаточно используются возможности создания произведений, соответствующих региональным особенностям архитектуры, исторически сложившимся эстетическим вкусам и психоэмоциональному складу местного жителя. В некоторых случаях поиск своеобразия сводится к переносу или стилизации декоративных мотивов или какой-либо иной атрибутики так называемого национального стиля. В какой-то мере это обусловливается тем, что долгое время своеобразие архитектуры трактовалось в отрыве от региональной специфики (природно-климатических и исторических факторов, культурных особенностей). А ведь несмотря на то что территория Беларуси не столь уж велика, в течение тысячелетий в народном зодчестве шел поиск оптимальных решений буквально для каждого ее уголка, проверка и канонизация которых позволяли выработать принципы создания и повторяющихся сооружений массовой застройки, и уникальных произведений. Еще раз повторюсь, но хочется все же обратить внимание на то, что приемы композиционных построений архитектурных форм основывались не только на том, чтобы как можно доходчивее донести до зрителя свидетельства таланта строителя, но и на стремлении выразить духовные, культурные проблемы, учесть особенности окружающей природы. Может быть поэтому, в отличие от официальной архитектуры, народное зодчество в меньшей степени подвергалось влиянию моды, которая, как известно, очень переменчива. Не хотелось бы в потоке глобализационных процессов утратить этот потенциал.
Потому происходящие в настоящее время изменения концепции творческого метода архитектора, а это имеет место, следует ориентировать не только на попытки найти оптимальные пределы унификации, но и на поиск генетических нитей, идущих в современность из глубин истории архитектуры. В связи с этим значение научной составляющей в структуре творческого метода архитектора будет возрастать и не ограничиваться ссылками на исторические прототипы и существующий контекст сложившейся архитектурной среды. Только учесть данный контекст, посмотреть на соседние сооружения, подумать о том, стоит ли с ними считаться, сегодня уже мало.
Во всем мире, в том числе и белорусском обществе, устанавливается демократическая концепция человека как субъекта средообразования, т.е. субъекта, не только формирующего среду, но и реагирующего на ее воздействия. А это начинает существенно влиять на смысл самой архитектуры. Пространство для жизни из среды, в которой господствуют функциональные основы, все более превращается в пространство, формирующееся на основе выявления потенциальных, скрытых или уже забытых значений. В этом смысле основы народного зодчества, в котором всегда была гармония между самой средой и процессами ее формирования, являются одним из резервов толкования архитектуры как средства, обеспечивающего оптимальное сочетание глобального и повседневного в жизни совершенно конкретного человека, живущего в конкретном месте. Особенно актуален учет отмеченных аспектов на данном историческом этапе, когда белорусское общество стремится осмыслить многовековой путь своего развития, отыскать первоосновы многих явлений действительности.
Подобные воззрения иногда содействовали и обретению решений, получивших практическое воплощение в архитектуре конкретных объектов. Так, при создании музейного комплекса старинных народных ремесел и технологий “Дудутки” в Пуховичском районе саму идею комплекса, художественные образы, даже трактовку архитектурных деталей подсказали мифы, предания, исторические сведения, даже не стопроцентной подтвержденности, например, а те ли это “Дудутки”, которые упоминаются в летописи ХI в.? От когда-то известной усадьбы ХVIII в., от ее строений и парка с каналами и беседками на берегу Птичи остались одни лишь воспоминания, как и о роде Ельских, прославленном в старой Беларуси семействе писателей, художников, музыкантов и коллекционеров. Совершенно преобразилось некогда известное своими ярмарками местечко Дудичи. Материальных подтверждений всему этому практически не сохранилось – одни легенды, предания и мифы. Но вот само наличие их и было положено в основу архитектуры этого рекреационно-развлекательного комплекса, получившего известность в республике как место проведения различных культурологических акций. Для нашего времени важно и то, что данный музейный комплекс не требует дотаций, наоборот, сам выплачивает налоги в бюджет – одним словом, архитектура экспозиционной среды стала самодостаточной.
Похожее направление использовалось и при создании учебно-образовательного центра Федерации горнолыжного спорта и сноуборда Республики Беларусь “Солнечная долина” в районе Курасовщина в Минске. Требовалось найти единение местных решений с образами далекого “зимнего” альпийского зодчества на основе учета рельефа – а он очень даже крут в месте строительства (пришлось врезаться в склон), сочетания материалов (каменные конструкции и дерево, причем в индустриальной интерпретации) и использования традиционных форм загородной архитектуры (скатные крыши). Но самым главным было попасть в масштабность, сделать сооружение, с одной стороны, представительным, с другой – доступным, демократичным, “своим” для посетителей (отсюда много открытых террас и лестниц).
Показательны и интересны работы по переносу и реставрации ветряной мельницы начала ХХ в. из Жлобинского района, где у нее не было шансов уцелеть, в соседний, Светлогорский. Там, превратившись в эксклюзивный объект рекреационного комплекса, она, когда ей “возвратили” художественные качества и технические характеристики, стала основой для формирования уникального уголка нашей Беларуси. Другого такого примера активного использования наследия для создания современной среды с помощью простейших средств, без каких-то вымыслов или неграмотных фантазий пока вроде бы и не наблюдается.
На мой взгляд, архитектуру этих объектов формировал опыт белорусской архитектуры в целом, использование традиций строительства, эстетических идей и архитектурных форм и стремление к целостной системе профессиональных приемов создания среды, основывавшейся на духовных ценностях и жизненных потребностях.