(Во имя Великой Победы – эпизод 3) Эпизод 1, Эпизод 2
Еще не истек год Победы, а уже началась реализация постановления советского правительства по возведению памятников в честь павших за освобождение Европы от фашизма. То были практически типовые памятники над захоронениями в большинстве своем голово - или коленопреклонённые красноармейцы с каской в руках или с приспущенным знаменем. Образцом здесь мог стать опять-таки мемориал в Трептов-парке.
Воины скорбят по павшим однополчанам. Как будто это сугубо их война и вся многоликая страна ни при чем…
Но на то у главнокомандующего тогда «искусства в период дальнейшего развития социалистического общества» были свои мотивы. Потому как всячески скрывались неимоверный ущерб, а главное неисчислимые жертвы, принесенные зачастую нелепо, бездарно, преступно на алтарь Победы. Потому как война еще фактически продолжалась, если принять известный тезис, что она не оканчивается, пока не будет похоронен последний солдат. Заметим, достойно похоронен. А наши послевоенные поля, урочища, болота сплошь оставались безымянными могилами.
Живым и печальным упреком отношения к солдату, к человеческой жизни своих граждан стали многочисленные калеки, что влачили жалкое существование в пожизненном плену у больничной койки, у самодельных средств передвижения. От них старались избавиться, удалить с глаз долой, что на деле оборачивалось высылкой из крупных городов. Не прошло и трех лет после Победы, но уже не только кавалеры орденов и медалей, но и Герои Советского Союза лишены всех льгот. В опалу (это в лучшем случае) отправлялись прославленные маршалы и генералы. Молодые еще полководцы, полные сил и талантливые (в этом их беда) отправлялись в запас. День Победы унизительно оставался рабочим днем. Такова параноическая логика культа личности, превозносившая разве что погибших героев. Может и поэтому она не хотела, да, пожалуй, и не могла открыто противостоять появлению неисчислимых самодеятельных памятников-надгробий над братскими захоронениями, выполненных по зову сердца на народные пожертвования.
Дабы лишний раз не упоминать жертвы, число которых точно и не знали, знать не хотели, дабы не испытывать архитекторов-ваятелей на их лояльность официальной пропаганде, да и попросту сэкономить, был строй был призвана военная техника. В некоторой степени этому способствовало наличие в уже готовом состоянии этих «изваяний» и нежелание отправлять их на переплавку. Эмоционально нейтральные как «вещь-доки».
Словом, это подвигло целую серию памятников, поднявших на пьедестал всевозможную военную технику – от артиллерийских орудий, до воздушных и водных судов. Однако наиболее популярными, почти повсеместными персонажами монументов становились Т-тридцатьчетверки. На любом пьедестале они – олицетворение стремительного освобождения наших городов - заслуженно красовались регулярно обновляемой покраской цвета хаки с белой каемочкой.
С ними выходила на берег и легендарная огнеразящая «Катюша», на высокий, словно постамент, берег, на крутой.
По тем временам это действительно было круто. А при активном участии в создании, открытии, экскурсионном сопровождении непосредственно воинов-победителей такие подлинники усиливали их познавательное и эмоциональное воздействие, придавали «личностный момент».
К двадцатилетию Победы, вполне оправившись от военных разрушений, монументальное искусство всецело становится на службу идеологии, которой предстояло доказать всему миру уже не только гений генералиссимуса, но и превосходство советского строя, неотвратимую победоносность коммунистического строительства. На фоне явных и все более отчетливых неудач в социально-экономическом соревновании с капитализмом, советская идеологи вновь обращается к авторитету Великой Победы. При этом победителем становится вся страна в целом, а ее олицетворением – Родина-мать.
Ее образ превращается чуть ли не серийным. Однако и началом, и апофеозом здесь, бесспорно, явилась гигантская волгоградская, ныне всемирно известная скульптура все того же Вучетича. А он остался верен мечу как атрибуту ристалищ.
Впрочем, первоначальный банальный вариант был гораздо меньшего размера со знаменем и коленопреклонённым воином.
Но на семи ветрах, в чистой степи-поле, столь статичная скульптура выглядела бы попросту странной.
Окончательный, всем известный вариант полон взрывной динамики. Так «Родина-мать» зовущая в атаку, стала откровением, поскольку зарядила одиночную женскую фигуру не свойственной тогда исключительной энергетикой.
Для этого достаточно вспомнить пресловутую «женщину с веслом». Комсомолка, спортсменка, красавица она излучает классицистическое спокойствие. Хорошая пара была бы с «Давидом». Оба победителя в своих видах соревнований.
Относительно портрета, что вознесся на Мамаевом кургане, его мимики-жеста в кругу нашелся прототип. Правда, не на наших улицах-полях, но… в Париже, на тамошней Триумфальной арке. Правда, официальная версия преподносит моделью жену самого скульптора. Но «французский след» всё ж таки дает о себе знать. Мать скульптора - Анна Андреевна, урождённая Стюарт, имевшая французские корни, не могла не привить интерес к своей культуре.
Как бы то ни было, кто бросит камень плагиата в творческий огород пятикратного лауреат Сталинской премии и иже с ними. И это притом что отец его – черногорец принимавшей участие в Гражданской войне на… Белой стороне. С такой родословной не то, что публично творить, выжить было непросто. Очевидно, выручали многочисленные и явно талантливые изваяния советских лидеров. Может, последней «индульгенцией» против репрессии стал памятник «железному Феликсу» на знаменательной Лубянке в Москве.
…Гигантомания, за которую до сих пор критикуют Вучетича, имеет свое оправдание. Особенно как победа над огромным пространством, которого панически боялись фашистские интервенты. Действительно, плывя по Волге, «Родина-мать», покорив Мамаев курган за десятки километров, держит внимание, гипнотизирует. Ей, кажется, уже никто не нужен, она самодостаточна и грациозно величава. Но…
Оказывается, буквально в ногах у нее находится мемориал – достаточно обширный и на удивление… эклектичный и маловыразительный, местами оформительски наивный. С обилием горельефных и фигурных сюжетов, включая еще одну одиннадцатиметровую скорбящую мать. Сквозь все это должен пройти зритель, дабы оказаться у самого подножья Матери.
Впечатление, помнится, не из приятных: огромная бесформенная глыба бетона угрожающе нависает над головой. Тут-то гид и начал перечислять ее, как ему казалось, основные достоинства: глубину фундамента общий вес бетона и металла – цифры реально впечатляющие. Наконец, теперь уже нам задается сакраментальный вопрос: почему ее тридцатитрехметровый меч с отверстиями? Ну, не боевые пробоины же, и тем более не проржавелость это!..
Отверстия сии – сугубо инженерная необходимость и победа. Без них железобетонная рука не выдержала бы ветровой нагрузки. Но и короче его сделать было нельзя, поскольку только в этом случае она превышала американскую статую Свободы.
Сам Хрущев - по советской традиции, верховный главнокомандующий над всеми армиями страны, включая и всяческих художников – приказал взять эту «высоту». Ибо шла принципиальная война, скажем мягче, бой-соревнование за умы и души людей. После поездки Хрущева в США и его нескрываемого изумления уровнем жизни тамошнего «пролетариата» и возник наступательный лозунг как объявление этой «войны» – «догнать и перегнать Америку». Может, тогда и окрик прозвучал относительно исходного эскиза с невеликой матерью, кротко прижавшей к себе обвисшее знамя: Нечего нам кладбищенские памятники возводить! Вперед к победе…
(Старшее поколение знает чего, молодежи долго объяснять придется несбыточное).
В любом случае …
очередные арт-победы следуют