Пришлось это на ту далекую пору, когда еще не отгремели трибунные залпы «холодной войны», но «оттепель», ненадолго растопив сугробы ксенофобии, дала возможность Европе, Америке прорубить «окно» к нам в СССР. И, приподняв пресловутый «железный занавес», они попытались в первую очередь, понятно, не на нас посмотреть, но себя показать, познакомить со своими достижениями в мировом соревновании идеологических систем. Но, впрочем, и на нас посмотреть тоже – как мы оцениваем-воспринимаем эти их достижения. Правда, в Минске мы не видели их автомобили, бытовой техники, обуви-одежды… Не исключено, что по требованию наших властей, которые знали, что это нам, хозяевам «победившего социализма», видеть не престало. Однако все ж таки просочилась достаточно представительная фотовыставка «Архитектура США». Как нас ни отговаривали-стращали комсомольские лидеры да партийные функционеры, очередь на нее была демонстративно внушительной. Потому как повествовала она о многом. Ведь архитектура – не только здания и сооружения, как у нас сегодня продолжают считать даже теоретики архитектуры, но овеществленный образ жизни, концентрат духовных ценностей, реальный «предел мечтаний». И действительно, практически фантастические нам предстали общественные сооружения, выполненные грациозно, с большим мастерством и на любой вкус. Но как-то незаметно, скромно на их фоне смотрелось жилье, дом среднего, как говорится, американца. Здесь не было сногсшибательных небоскребов, даже наших нынешних высоток…
И только сейчас в полной мере понимаешь универсальное зодческое, философическое в целом откровение:
…Мы все тут живем: Муха-Горюха,
Мышка-Норушка, Лягушка-Квакушка,
Петушок-Золотой Гребешок и Зайчик-Побегайчик…
«Терем-теремок», русская народная сказка
В сказках больше поучительных намеков, чем лжи, ибо они вбирают многолетний опыт поколений и в забавной иносказательной форме передают его на неоценимое практическое достояние. Так, нет ничего более практичного, чем «теремок» без всяких комплексов относительно своего роста, но способный вместить-приютить многих обитателей. Иначе говоря, внимателен, соразмерен нормальному человеку. И это стало неписаной транснациональной традицией, своеобразным всечеловеческим каноном низины-высоты жилищ-теремков. Хотя, конечно, есть национальные особенности его интерпретации.
Так, в дальних уголках Индокитая с незапамятных времен существует единый стандарт простонародного жилища. Тамошние традиционные «хатки» на подпорах – словно шалаши на высоких «ходулях». Что это они одержимы манией высоты? Отнюдь, ибо главная цель такого их возвышения – не вызов небу, но боязнь водной стихии, которая регулярно наведывается на эти территории обширными разливами-наводнениями, так строят и поныне (фото 1, 2). Ибо только так и выживали жилища с незапамятных времен, на что не преминали обращать внимание заезжие исследователи-рисовальщики (фото 3).
В Камбодже и иже с ней вообще есть плавающие деревни-селения, строения-суда которых поднимаются вместе с великими разливами Меконга, когда все, неподвижно приверженное земле, уходит под воду. Своеобразные понтоны-поплавки на старинных суденышках и современных бочках. Даже кладбища доморощенных католиков, которые, случись очередная смерть посреди «плавания», запаивают умершего в бочку и ждут, когда воды отойдут и тело можно будет придать казалось бы восставшей из небытия земле. Их пол, можно сказать, ватерлиния суденышка, ожидающего очередное неизменное сезонное наводнение. Тем не менее именно таким образом они чувствуют себя нормально (фото 4).
Невольно вспоминаешь другой наш сказочный, а по сути, очень даже реальный архитектурный персонаж, поскольку он предельно рационален и практичен. Конечно же, этот «теремок» – избушка на курьих ножках, где припеваючи жила-была Баба-яга, которая с ее способностями и связями могла бы позволить себе и большее, даже построить высоченные хоромы. Но ей хватало этнической, житейской мудрости. Потому как эти «ножки» спасали ее, пожилого человека, от избытка сырости в родном бору. А главное – давали возможность поворачиваться входом, привечать того, кого хотелось, кто с добром пришел. Так, подобный необычный дом может поворачиваться куда угодно по повелению хозяина, то есть демонстрировать и свое несогласие с происходящим, и отношение к гостеприимству. Или уйти подальше от напастей всяческих, как это сделала мудрая Баба-яга. Там, вдали от людской суеты и постоянных посягательств, можно сотворить свой, независимый мир. И почувствовать себя птицей. Правда, не такой вольной, как журавль в небе, но и не такой зависимой, как синица в руках. Но курицей, которая гуляет обычно сама по себе и способна сама прокормиться, но остается верной своему дому-насесту.
Старинные рисунки и с белорусской натуры изображают именно таких гонтово-соломенных «пернатых», которым нипочем паводки, но и ускакать со своей кочки намерения-стимула у них нет (фото 5).
Тем не менее на наших равнинных же просторах царствовал, если так можно сказать, одноэтажный «терем», вернее, «низенькими хатками» преисполнены и фольклор, и профессиональная поэзия. И главная его особенность – это неприметность, что не упускали подчеркнуть практически все иноземные гости-путешественники глубокого прошлого.
Действительно, вместе с завалинками они скорее напоминали землянку, укрытие-убежище, сродни фортификационному сооружению, которое осторожно выглядывает за бруствер. Разве что по печному-куренному дыму белорус-литвин ориентировался. Отсюда дымами и называли отдельные семейные дома-дворища. Зимние сугробы и вовсе поглощали их, скрывая и от взгляда шалых разбойничков, рати налетчиков, и от порывов стихии, всяческих вихрей враждебных. Не высовываться – есть и это, когда всяческие «вихри враждебные веют над нами» (фото 6).
Правда, существует еще одно весомое основание для низеньких хаток – наш кругозор-краеогляд, что искони воспитывался родными равнинами, словно нивелиром. «Не опрокинется назад голова посмотреть вечные линии сияющих гор… громоздящихся в вышине каменных глыб» (Н. Гоголь). Даже лес казался недосягаемым высочеством для традиционной хатки.
Вось старая хатка,
Садзік невялічкі.
Малады алешнік
Па краях крынічкі.
З краю лес высокі…
Якуб Колас
Врожденный горизонтальный азимут мировосприятия воспитывал в белорусе-литвине не мечтательного звездочета, но приземленного прагматика. Прозаика жития-бытия, твердо упирающегося в родную глебу-грунт. Так что даже его поэзия особо не тревожится небесными явлениями-событиями. И если трогает «зорка Венера», то фактически за то, что только уже «узышла над зямлёю». И коль уж обращается беззаветный язычник к главному небесному светилу, то лишь чувствуя, что под ним исключительно надежная опора.
В шар земной упираясь ногами,
Солнца шар я держу на руках.
...............
Так стою:
Прекрасный, мудрый, твердый,
Мускулистый, плечистый.
От земли вырастаю до самого солнца.
Эдуард Межелайтис
Вырастая в своих глазах, только так и оставаясь нормальным человеком, коренастый-укорененный в свое этническое естество, национальный менталитет, что также «не низок, не высок», как воплощающий его традиционный дом (фото 7, 8).
Поэтому-то он всегда впору, нормальный, как сшитый по меркам-примеркам костюм. А точнее, как дорогой сородич, перед которым не надо низко кланяться, «ломать шапку». И он не смотрит на тебя пренебрежительно сверху вниз. Взаимное уважительное снисхождение. Отсюда, видимо, у белоруса, искони неприветливого ко всяческому снобизму-фанаберистости, не прижилось высокое крыльцо. В то время как высокое крыльцо Древней Руси – зримо-ощутимый признак превосходства и власти, мерило социальной значимости его хозяина и повод к высокомерию. Так что попросту не мог боярин-князь находиться вровень с холопами-смердами, но имел право разве что нисходить к ним. «…Выходил Владимир-князь да на высоко крыльцо…»
Низка хата-приступок для схождения Бога на землю. Она и низкий поклон ему, до самой земли-матушки и под эгидой неба-батюшки. Так что «блудный сын» искони и во веки веков возвращается-припадает не перед подъездом многоэтажки или у лифта, но перед приступком нормального, то есть всепрощающего и всехпривечающего дома (фото 9).
…Ничто другое, ненормальное, не даст великую благодать отдохновения и гармонии. Не откроет дорогу к источеловеческому, потому как повседневному храму…
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
Сергей Есенин
Все эти, как нас учили, декадентские причитания казались архаическими пережитками. Особенно на фоне поворота всего фронта советской архитектуры от борьбы с «излишествами» к высотам-высоткам крупного индустриального типового строительства, жилья как условия скорейшего построения коммунистического общества. Так пафосно планировалось-обещалось, что легко было потерять голову и отдаться во власть сладостным иллюзиям относительно своей теургической, миропреобразующей гениальности.
Земля сотворила меня,
Я же землю пересотворил.
...............
И мой маленький шар головной
Превзошел грандиозный – земной.
Подчинилась земля мне, и я
Одарил ее красотой.
...............
Изваяния рук моих:
Города вкруг меня кружатся
И громады домов…
Эдуард Межелайтис
В такой атмосфере буржуазный опыт, что нам являла американская архитектурная выставка, конечно же, многим казался неубедительным, если непровокационным, тем более в отличном полноцветном буклете, экзотичном для нас тогда издании-полиграфии. Воспринимался палками сомнения, которые хитро вставлялись в колеса нашему набиравшему скорость эшелону тотальной индустриализации-типизации, что так и рвется безоглядно ввысь многоэтажья.
А американцы тогда о своем:
«Никто не станет утверждать, что миллионы американцев не живут в многоквартирных массивах или в монотонно стандартных односемейных домах».
И здесь же они подчеркивают принципиальный критерий развития своей архитектуры, всего строительного комплекса, что на нас, очарованных идеями-образами крупного общественного строительства, производило действительно сильное впечатление.
«За развитием архитектурной мысли в Соединенных Штатах, пожалуй, легче всего проследить по строительству односемейных, частных домов, так как оно с исключительной верностью отражает все неустанно меняющиеся направления американского зодчества. На постройке односемейного дома в первую очередь испытываются новые идеи и замыслы».
Потому как американский культ семьи предполагал именно подобный тонус архитектуры и сложившийся жилищный фонд, где из почти 60 миллионов жилых единиц две трети – односемейные особняки да еще плюс многочисленные жилые дома на фермах…
Многие старые дома построены в два или три этажа, но практически 90 процентов послевоенных односемейных домов – одноэтажные. При этом нельзя сказать, что у них земли было больше нашей или что они не ценят ее плодородие и доходность. Более того, и многоквартирные дома не отнюдь не рвались в небеса, ограничиваясь обычно тремя этажами. Однако компенсируя эту «завышенность», «удаленность» от земли увеличением озелененных участков окрест.
«Самый распространенный тип многоквартирных домов – городские высотные здания, в которых типы квартир и число этажей варьируются в зависимости от практических соображений».
И если уж «практические соображения» весомы-убедительны, то им отвечают не менее практические соображения – иметь второй, загородный, иными словами, заведомо малоэтажный семейный дом. Получается, что как нормальный человек живет американец именно в этом доме, а городской дом-квартира – из «практического расчета» бизнесмена. И это, говоря нашими словами, его культурная «спадчына»-наследие, ментальная верность своим дедам-предкам, которые перенесли таковой образ жизни из заокеанской Европы.
А усилил сию хроническую эмигрантскую тягу новоиспеченный немецкий архитектор-эмигрант Вальтер Гропиус. Он мудро осознал подобную потребность нормальных людей и предложил им образец – свой личный дом-новостройку. (См. «Строительный рынок», 2014, № 1). Удивительно скромного, человеческого масштаба, он построен из обычного кирпича и деревянных досок местного производства, но… произвел ажиотаж среди архитектурного сообщества Америки, что в дальнейшем привело к возведению оригинальных авторских построек сначала в его окружении, а затем и по всей стране. Секрет успеха-фурора был прост – автор, отстаивая свою концепцию жилья, вполне ответил на чаяния нормального человека.
«Что касается моей практики, то я построил свой первый дом в США, который был моим собственным домом, исходя из собственной концепции… Я сохранил в здании те черты местной архитектурной традиции, которые посчитал еще живыми и адекватными. Этот дом – слияние регионального духа и современного подхода к проектированию…» (В. Гропиус)
В 2000 году, на рубеже тысячелетий, этот не низкий, не высокий дом стал американским Национальным памятником. А для всех – вожделенным образом из мечтательного будущего, когда человек, как блудный сын из библейской притчи, испытав все «прелести» жизни на «чужбине», возвращается к родному дому, к нормальному, естественному для него существованию, против которого бессильны все доступности богатства-власти. И тема-проблема эта не региона-этноса – она наднациональная. Всеобщая и одновременно глубоко личностная. Не поэтому ли мы рассматриваем старинные изображения жилищ наших пращуров если и с сожалением, то с некой невыразимой к себе завистью (фото 10)?
…И показательны в этом отношении резиденции власть-деньги имущих. Не строят себе они «колоколен» и не экономят землю. В подавляющем большинстве их «теремки» малоэтажные. Американский президент ничтоже сумняшеся, без всяких обиняков приглашает гостей в свою 1–2-этажную «хатку»-ранчо. Нормальные, надо понимать, люди. И их становится по всему миру все больше. Не зря же до сих пор показатель экономического благополучия в богатых странах – количество проданных новых домов.
Многоэтажные особняки – у людей «ненормальных», страдающих то ли манией величия, гигантоманией в своем «маленьком шаре головном». Может, еще и молодежь, строящая свою жизнь и мечтающая о высотах карьеры-успеха, восприемлет свое обиталище на высоте птичьего полета. Хотя специалисты утверждают, что такое проживание пусть внешне-сразу и не заметно, но психологически дискомфортно и даже опасно в своем хроническом накоплении. Печально-трагически растущая статистика детско-юношеского суицида, когда и в одиночку, и в компании несчастные делают свой последний шаг в проемы верхних этажей (причем, насколько известно, именно в наших краях) – не отсюда ли она?...
Мы кое-как научились считать-экономить. Но разучились мудрствовать, не соглашаясь, что скупой платит дважды. И то, что естественно-нормально, безусловно, и во всех отношениях выгодно. Особенно это становится ясно при актуальности экологической парадигмы нашего бытия.
Может, и мы наконец-то одумались, ведь, согласно новой Концепции государственной жилищной политики, к 2015 году планируется возводить не только многоэтажные жилые дома, но и «увеличить долю индивидуального жилищного строительства в общем объеме ввода жилья в эксплуатацию не менее чем на 40 процентов», а «к 2020 году объемы такого строительства могут достигнуть 80 процентов». Правда, сколько подобных, всегда «новых» концепций уже перебывало…
Нормально ли это?..
P.S. …Что меня поразило в Кейсарии – городе, что некогда процветал на азиатском побережье Средиземного моря и служил резиденцией римским императорам (он и назван в честь римского императора Caesar (Цезарь)), – так это многочисленные сохранившиеся фрагменты мозаичных полов. И даже не сам многоцветный их камень-рисунок, а то, что они расстилались коврами практически вровень с окружающим рельефом. Значит, нормальные, хотя и очень знатные, там жили люди. Кесарю – кесарево, а нормальному человеку – нормальное (фото 11).
