Очередной архитектурный фестиваль республики ушел, что говорится, в историю. Но не канул в Лету. По крайней мере, для меня, которого впервые пригласили и (или) уговорили войти в состав международного жюри и обрекли на многогранную работу. Ведь я не мог на это время отречься от редакторстваавторства в нашем журнале. Поэтому, когда выпала свободная минутка в дебатах, подсел поближе к своему соратнику по жюри Андрею Таранову, вицепрезиденту Союза московских архитекторов, заслуженному архитектору России, авторитетному эксперту в подобных мероприятиях. Рука немедленно и (или) профессионально потянулась в карман. За диктофоном.
– Андрей Иванович, если бы Вам завязали глаза и, ничего не говоря, привели на эту выставку, смогли бы узнать, что это работы белорусских архитекторов?
– Если говорить честно, скорее не смог бы. Кроме нескольких работ, которые не оставили у меня положительных эмоций. Это какойто легкий белорусский орнамент на крышах домов. В основном архитектура не связана с какимито национальными признаками. И, на мой взгляд, это правильно, потому что сегодня говорить: это – Украина, это – Россия, а это – Беларусь и так далее, думаю, было бы не совсем верно, поскольку время диктует нам размывание границ. Тем более в архитектуре.
– Вы не первый раз в Минске на подобном фестивале. Куда мы идем?..
– Безусловно, вперед. И мне радостно отметить, что много работ интересных, особенно среди построек. Проекты – это понятно. А вот когда мы смотрим на завершенные объекты и они оставляют положительные эмоции, это очень важно. Сегодня в Минске их много. И то, что я видел, проезжая по городу, – очень отрадно. Совершенно явное движение вперед.
– У нас, белорусов, был бы шанс стать лауреатами, если бы это был, скажем, всесоюзный конкурс?
– Без всякого сомнения.
– В архитектурном диапазоне постсоветского пространства какие, на Ваш взгляд, позиции занимает белорусское зодчество?
– Я боюсь определять места, но работы отдельных ваших мастеров – Школьникова, Воробьева, Мамлина – превосходные работы. Они ни в коем случае не могут быть с оговоркой: белорусские. Это – абсолютно конкурентоспособные работы, очень достойные, продуманные, тонкие.
– Ваши претензии к организации конкурса?
– Никаких. Впрочем, как всегда, в Беларуси фестивали проходят на высоком уровне, в атмосфере творческого радушия.
– Неужели все так идеально, в том числе и для работы жюри?
– Ну, может быть, так. Если говорить о конкурсных постройках, то не помешала бы предварительная специальная поездка по реальным произведениям и непосредственное их изучение, что облегчило бы оценку. В целом все происходит корректно, без давления со стороны, и мы работаем в полном согласии друг с другом, обсуждая, споря, оппонируя, приходя к общему выводу.
– У нас на фестивале соискатели наград распределились почти по десятку номинаций, и не всегда это сделано адекватно, что затрудняет определение лауреатов…
– В Москве мы сталкиваемся с теми же проблемами. На мой взгляд, номинаций слишком много. У себя мы урезали и урезаем еще для того, чтобы не членить: это – пром, это – полупром, а это – уже жилье, многоэтажное или малоэтажное. Хорошая архитектура может быть и в большом доме, равно как и плохая, то же самое и в малоэтажной постройке. Это вполне сопоставимые объекты.
– С точки зрения художественного мастерства?
– Конечно. Художник проявит себя и в малом строении. И творение его станет шедевром.
– Интересно, как ныне Вы относитесь к появлению на конкурсе объектов большой социальной и (или) идеологической значимости? Каково приходится локальным произведениям, которых многие и не видели?
– Проблема действительно нелегкая. И, конечно же, может быть оказано определенное давление. Бывает. Все мы люди, все прожили жизнь в этой профессии и в этой стране, начиная с СССР. Но мы считаем, что на первое место должна выходить оценка сугубо профессиональная, но не идеологическая функция сооружения. Мы сейчас взяли стопроцентную ориентацию на то, чтобы судить профессиональные достоинства архитектурного проекта, а прочие проекты можем и не замечать.
– Тогда объясните, пожалуйста, как произошла “церетелизация” Москвы, какова роль в ней вас, архитекторов? Или и вы можете не замечать, как не замечают вас?
– Хороший термин Вы придумали – “церетелизация”. Я думаю, что это, безусловно, временное, вынужденное явление. Притом что Церетели – большой художник, у него есть и прекрасная живопись… Но то, что мы видим в Москве, это не архитекторами придумано и решено. Абсолютно свыше указано: делать так! И архитекторами это не обсуждается. Поэтому большинство работ Церетели, к сожалению, попадают не в “яблочко”, а в “молоко”…
Далее мы “прошлись” по отдельным примерам из московской архитектуры. Но это все меж тем, как мы круг за кругом проходились по конкурсной экспозиции.
Естественно, остановились у большого и (или) хорошего макета комплекса “Минсксити”. И от москвичей услышали единодушный вздох: “Зачем ЭТО вам надо?”. Тут же выяснилось, что имелись в виду не макет и (или) стратегическая задача создания делового центра, а трафаретная гигантомания. Наши московские коллеги, очевидно, болезненно переносят ее в своем городе. Поэтому и нас предостерегали, опасались за пластичную мягкость, ландшафтную толерантность и уникальность нашей столицы.
Более москвичей тянуло не к большому и (или) малому, но во всех отношениях хорошему. Они искренне восторгались отдельными деталями, нюансами, с удовольствием находя эти изюминки в самых разных, зачастую скромных по величине проектах.
Я не случайно лейтмотивом нашего общения с мастерами, вошедшими в жюри, взял эту тему, поскольку альтернатива “большого” и (или) “хорошего”, к сожалению, существует и чревата “закономерной” победой “большого”. “Жираф” большой – его видней. Подспудно эта мысль не дает покоя авторам, поскольку физическая величина произведения нередко чуть ли не автоматически “увеличивает” и автора. Это незаметно расслабляет, притупляет художественное чутье и требовательность, а “нереальные” и (или) рекордные сроки здесь еще и подгоняют. Большое неминуемо типизирует под давлением рациональной функцииконструкции, то есть, по Витрувию, пользы и прочности. Красота остается падчерицей, она живет по остаточному принципу и на нее уже чегото обязательно не хватает. Хотя она преисполнена богатством гармоничного разнообразия даже в самом малом. Это и есть именно то художественно необъятное, которое должен стремиться объять Мастер. Иначе без подписи под планшетами и (или) специфического оборудования, мебели зачастую трудно сказать, чей лик, чье нутроинтерьер перед нами – супермаркета, терминала, библиотеки, спортивнозрелищного комплекса. Тем более не разглядеть самого автора. Большое и (или) даже огромное не все спишет. Разве что подавит. Хотя бы авторитетом актуальной общественной значимости.
Отсюда, очевидно, общественные здания количественно явно превалировали над всеми другими номинациями, отдельные из них выглядели просто провально.
Долго думали, как нам поступить и (или) не выглядеть критиканами. Благо, жюри возглавлял Юрий Градов, тонко чувствующий архитектурную фальшь и правду в большом и малом, включая и профессиональную этику. (С ним, надеюсь, у нас встречаразговор будет особый.)
Единственно, где мы были радостно единодушны, то это у работ наших признанных мастеров. Хотя без дискуссий и здесь не обошлось. Отраден сам факт – было о чем поговорить. Особо задержались у работ, авторы которых брали отнюдь не числомбольшестью, а умением, смелостью, любовью к малому, превращая его в дорогой золотник.
Кто еще у нас отважится представить многоэтажное жилье с самой коварной, априори неудачной точки (откуда, кстати, мы эти здания по большей части и воспринимаем) – от цоколя изпод балконов вверх? На фестивале – это лишь Алексей Андреюк и его команда. Ведь детали для них – фактура и своеобразный рельеф стеныцоколя, рисунок балконов – образны, символичны.
Или работы с участием Валерия Ронделя. Мастер широчайшего диапазона. Для него, видимо, понятий “большое”, “малое” в количественном выражении вообще не существует. Ответственно, добротно, самобытно – то, что надо, хорошо.
Или незабываемая серия интерьеров, родившаяся в мастерской под руководством Валентины Ционской. Диву даешься, каково разнообразие тем, выразительных средств, виртуозно подчиненных стилевому единству. Так малые интерьеры становятся большими произведениями. И глядя на вовсе небольшие фотографии, как на филигранно вырисованные картинки, еще больше очаровываешься, осознавая, что это уже есть в натуре.
Или…
Впрочем, сразу после “драки” не будем особо размахиваться. Но обстоятельные обсуждения отдельных явлений и тенденций в нашей архитектуре, что выказал закончившийся праздник, а также будущее самих фестивалей, уверен, необходимы. Лишь несколько замечаний относительно собственно конкурса. Пусть номинаций будет меньше, но больше должно судей. Среди посетителей явно не было случайных людей, и на выходе можно ознакомиться с их впечатлениями, учредив “приз зрительских симпатий”. Не исключаю открытое и (или) тайное голосование самих участников. Полностью независимое “иностранное” жюри. В любом случае в итоге должны быть оглашены аргументация, доводы, принципы присуждения основных призов. Тогда бы выиграли не только конкурсанты, но и наша архитектура в целом, привлекая интерес ко всем своим аспектам. Ведь у нас еще есть шанс не пойти по нахоженному пути, в котором уже многие успели разочароваться. Для этого надо избавиться от антагонизма между “и” и “или”. Побольше большого и (или) малого, но только хорошего. Хотя бы болееменее.
P.S. В “большом” вижу боль, что даже нечаянно задевает “малое”. “Хорошее” веду от “хор” – так в древнегреческом театре именовалась группа участников действа, которая каждый раз после реплики и (или) жеста ведущего актера указывала на должное понимание их для всеобщего блага и гармонии.