…В самых дальних, экзотических странах, повстречав в лесной чаще каменного исполина, невольно вспоминаются наши края. И то противоречивое удивление, что вызывают чудоявления, невольно характерные для нас. Например, каменный валун, словно водрузившийся, угнездившийся, подобно Соловью-Разбойнику на Древо. И призывающий этим поступком, а также яркой раскраской самого себя и транспарантами покончить с браконьерством и беречь природу (фото 1). Но не есть ли это само по себе браконьерство и покушение на естество? А в целом – пошлая ущербность нашей национальной культуры?
Сравнительно недавно и фактически на наших глазах случайно археологи обнаружили недалеко от прославленного Стонхенджа свидетельство существования тогда же его своеобразного близнеца. Правда, выполнен этот кромлех был из дерева, потому сохранились от него только огромные углубления в грунте, куда устанавливались тленные устои этого, можно сказать, Вудхенджа. Затем последовала догадка – эти два святилища должны были соединяться неким ритуальным путем-дорогой. И он был обнаружен, что доказывало: оба «хенджа»-кромлеха служили важнейшими персонажами глубоко символического ансамбля. Смысл этой символики заключался в единении на одной земле, под одним небом двух стихий, из которых одна указывает на застывшую вечность, другая – на преходящую жизнь. И обе они соединены общим специально приготовленным-мощеным, наторенным многими поколениями Путем. Всякий раз, следуя-священнодействуя по нему, выказывалось великое уважение нерушимому, как представлялось древним, союзу Камня-Древа. Нерушимость эта утверждалась и прославлялась связью пульсации человеческого бытия с космическими ритмами-круговращениями.
Так культивировалось осмысленно прочувствованное мировосприятие, закладывался архетипический кладезь, зарождались традиции мифопоэтического мировосприятия. Благодаря такому творческому освоению бытия и сугубо материальным вещам-явлениям придавался «добавочный продукт» – анима, духовная ипостась с многоветвистыми коннотациями-смыслами, которые, собственно, и определяют то, что мы называем духовностью, метафизикой архитектуры.
…Не каждый народ может позволить возводить свои строения из благородного и всегда теплого дерева. Природа не дала такого удовольствия. Вот и приходилось прибегать к камню – и естественному, и рукотворному.
Отсюда вполне экзотический пейзаж, что встречается вдоль многих индийских дорог с торчком стоящими кирпичными столпами. Кому-то может показаться, что эти сооружения – столь популярные и всюду-всячески воспеваемые здесь ритуально-символические лингамы, или по-гречески фаллосы, а по-нашему... Хотя на самом деле все гораздо прозаичнее. Это трубы кустарных кирпичных заводов-печей, немалая часть продукции которой идет на… защиту древесной поросли вдоль тех же дорог (фото 2).
А многие кирпичные строения – отнюдь не от богатства их владельцев, а от непомерной дороговизны дерева. Оно идет в самых незаменимых случаях. Например, на строительные леса, глядя на которые воочию убеждаешься, почему они названы лесами, а в индийской вариации можно было бы их сравнить и с джунглями (фото 3). В любом случае зрелище впечатляющее, преисполненное живой импровизации. Такое нарочно не придумаешь.
В Гималаях сей нерушимый союз обретает новые способы своего выражения, чередуясь в постройках, словно годовые кольца рукотворного произрастания. И не понять, кто на ком возлежит, кто кого держит-крепит. А может, перед нами своеобразные годичные кольца-венцы цикличности времен и реинкарнаций из мирочувствования индусов? В любом случае прекрасен их союз (фото 4).
А рядом Камень мелкими отщепами-гонтом водружается на Древо, но не в знак превосходства, а как надежная защита своего благородного и более восприимчивого к напастям природы союзника (фото 5).
У нас Камень, напротив, подставляет свои мощные телеса под традиционно деревянное строение, ибо нуждается оно в такой поддержке на пропитанных водами землях. Конечно, и Древо-древесина подбиралась не абы какая, что объяснялось отнюдь не только утилитарно-практическими требованиями. Важнее были символические значения и рекомендации поверий. Так что запрещалось строить жилье из деревьев, поваленных бурей, – иначе и ему суждено стать буреломом. Деревья, взятые с перепутья-ростыни, – к появлению в доме всяческой нечисти. Использование сухостоя – к болезням домочадцев…
Предпочтение отдавалось смолянистым елям и соснам, срубы-венцы из которых и водружались на каменные устои. И было-слыло это своеобразным ритуалом, традицией-обыкновением, дабы они могли-должны были «абапіраецца на ёмкія шматпудовыя камяні» (Я. Колас). Отсюда и неизъяснимая радость-удовлетворение, коль дом ставится на знакомое-родное крыльцо-прызбу, ибо достигался союз нерушимый не только деталей дома, но и его самого с непосредственным хозяином. И союз сей, сколько себя-предков помнили домострои, не распадался. Поскольку надежную опору обретало не столько само жилище, сколько быт-бытие, обитающее в нем.
Отсюда испокон веку для белоруса емкие, неподъемные Каменья наделялись особой магией и справедливо обращались алтарями.
«Жрецы в присутствии и в глазах народа совершали обряды веры на сих величественных алтарях; но в течение времен, желая еще сильней действовать на воображение людей, вздумали, подобно друидам, удалиться во тьму заповедных лесов и соорудили там жертвенники» (Н. Карамзин).
А они, «во сыром бору», в лесных чащобах под попечительством и в союзе с языческим богом Велесом – подальше от суетного бытия и недобрых-посторонних глаз людских врозь и сообща также жертвовали своими сверхъестественными силами во благо надежного домоустроения своих приверженцев (фото 6, 7). Отсюда, видимо, у нас так много топонимов, посвященных Камню: Каменный Бор, Каменный Лог, Каменец, наконец, просто Камень. Отсюда же всевозможные сказания, легенды, поверья, суеверия – чуть ли не обязательная присущность Камней. Каждое село-местечко, пожалуй, имело свой неподъемный каменный талисман с магическим ореолом. Обереги, предстатели своей земли-места, доставшиеся нам со времен культа тотема. То есть как всемирное, наднациональное наследие тех времен, когда еще зарождался человеческий, но когда он уже помогал общаться со всем в обжитом мире, когда обретал язык и сам, и обнаруживал его во всем, с чем приходилось повседневно общаться.
«Язык открывает нам, что когда-то люди не отделяли себя – по крайней мере, в целом – от тех, кто не являлся человеческим существом, ибо и все остальные, как казалось, могли понимать его и отвечать. Иначе говоря, и камень, и растения, и живое также были «ответчиками» (Хосе Ортега-и-Гассет).
И язык тот, практически, к сожалению, позабытый, открывает нам, что Камень слыл-был ответственным, добросовестным «ответчиком» на заповедное вопрошание наших пращуров: туда ли, куда надо, путь-судьбинушка ведет. Для этого он выходил из древесных закромов на простор, дабы обнаружить себя надежным ориентиром, нерушимым союзником всех страждущих путников-пилигримов. Он-то и был заботливо расписан. То были «расписаны дороги широкие: куда каждая лежит».
Об этом свидетельствует даже слово «камень» как направленность к МН, древнейшему слогу, означающему «быть верным». (Эту его верность-правдивость с лихвой обнаружим и в других понятиях, например в аМиНь – «воистину так», верно, то есть; в оМеН – предзнаменование, приоткрывание судьбы и ее непререкаемость…) Так что из-МеНа – это предательство своего каМНя, правды жизни.
Это непреклонное «правдолюбие» Камня преисполняет многие древнейшие ритуалы.
Туземцы тибетского племени гаро дают клятву перед Богом молний, стоя на священном Камне: «Пусть Гоэра убьет меня этим камнем, если я сказал ложь!».
В Афинах хранится Камень, с которого все девять архонтов (регентов) клялись в верности законам, в справедливости принятых решений и неподкупности.
Когда племена, сохранившие до сих пор древние обычаи, выбирают предводителя, то по обыкновению глашатаи становятся на вросший в землю Камень и во всеуслышание объявляют, кому они отдают предпочтение. В искренности, следовательно, в правде-силе «человека на камне» уже невозможно сомневаться…
Как невозможно сомневаться в добросовестности Дома, поставленного на неколебимый Камень, всегда олицетворяющего достоинство и уверенность. Будь то Медный всадник, «оседлавший» легендарный Гром-камень, будь то циклопические, в сотни тонн, каменные блоки храма Баальбека, до сих пор невозмутимо демонстрирующие: никакие коллизии им не страшны, они на своем Месте.
Не поэтому ли наши панельные многоэтажки видятся столь безопорными, временными, случайными, что нет у них ни реального, ни символического краеугольного Камня и не льнут к ним с дружбой Древа. Такие дома можно приватизировать, однако невозможно присвоить, то есть сделать-утвердить своими. И нет особой радости от бытия в них. Почему по возможности и устремляемся на собственное домостроение, дабы испытать радость союза с Камнями «знаёмай прызбы» и надежными Древами. И поэтому нет-нет да притянут наши домоустроители на участок валун, уложат его в основание своего обиталища как символ веры-надежды.
Тема вполне наднациональная, ибо архетипически всеобщая. Вот и великий Оскар Нимейер, кудесник железобетона и современных технологий, не отказал себе в своеобразном доме-завещании, который включил в свои стены громадный Камень-абориген. Видимо, с уверенностью, что так он навсегда сроднен с родным ландшафтом и может рассчитывать на его эгиду.
…Значит, неслучайно сам Иисус Христос был наречен Скалой, Камнем, и ближайшего своего ученика-подвижника Симона также нарек Петром, Камнем: «Ты Петр, и на сем камне я создам церковь мою, и врата ада не одолеют ее». Ибо, надо понимать, дело делается праведное, надежное.
Некогда мифический Сизиф, попытавшийся обмануть богов, понес от них достойное наказание – втаскивать в гору огромный камень. Как только он достигал вершины, камень неминуемо срывается вниз. И так без конца. Сизифов труд. На обмане достойного и прочного не построишь, и Камень, как мы уже знаем, тому свидетель-гарант.
А еще интересно, как окатался-округлился, отполировался натужными руками этот Камень отпущения за нескончаемые подъемы-падения. Наверняка его не спутаешь ни с какими другими горными глыбами.
Кстати, белорус изродно имел дело, пользовался поддержкой Камня подобного облика-происхождения, принесенного с далеких северных гор и освященного капищами и шаманством легендарной Гипербореи. Окончательно окатанного, обвалованного, отшлифованного, словно трудолюбивым ваятелем, давным-давно отошедшим восвояси ледником. Эта своеобразная рукотворность, магическая сверхъестественность подвигала их богатую сакрализацию.
«Шлифовка и полировка камней – это одно из древнейших занятий человека. В Европе неоднократно находили «святые камни», завернутые в кору и спрятанные в пещерах, – их, вероятно, хранили люди каменного века в качестве вместилища божественных сил» (К.Г. Юнг).
В японских мифах, сполна передающих трепетное отношение к любым проявлениям Природы, круглые камни – вместилище души, камни причудливой формы – воплощение бога, «тело божества».
Так что и белорус, преданное детище своей Природы, попросту был обречен боготворить свои валуны-исполины. И как знать, не сказались ли и они на его толерантно-терпеливом менталитете – упертой невозмутимости при обходе «острых углов» и устойчивости к любой социальной коррозии. В любом случае думается, что использование их в спасительных стенах жилищ, храмов, крепостей – не только и, возможно, не столько обеспечение физической крепости или экономии кирпича, сколько призвание на помощь пращуров духа-оберега. Такие стены только дома и помогают (фото 8).
Помогают по всему родному краю-сторонке. Ведь именно они служили примечательными ориентирами у всех на виду. И были «расписаны дороги широкие: куда каждая лежит». Сии указатели и укротители судьбы невольно и вполне заслуженно становились нерушимыми союзниками всех путников-пилигримов (фото 9).
Поэтому каких бы размеров наши валуны ни достигали, они остаются соразмерными человеку, приветливо приглашая и присесть, и погладить рукой. Отсюда принадлежность к пресловутой белорусскости ярко выражается именно Камнем-валуном, который еще древние князья полагали и на путях своего следования, и в основание новых городов-селений (фото 101).
Напротив, острый, скалоподобный мегалит видится чужестранцем, способным выражать нечто для нас неестественное, во всех отношениях далекое и даже чуждое, враждебное (фото 112).
При этом даже расколотый валун вовсе не теряет свою тутэйшую округлость, но выставляет напоказ всякий раз неповторимую текстуру-рисунок своего нутра-натуры. И, конечно же, мощь, что отнюдь не агрессивна, но защитительна, оборонительна, заботлива. Смотришь на такую кладку – и понимаешь ее абсолютную неповторимость, природную красоту, а следовательно, жизненность. Любуешься ею как экспонатом краеведческого музея, как свидетелем народных зодческих традиций, секретом-откровением доморощенных «масонов», «вольных каменщиков», пережившим всяческие лихолетья и взывающим к гармонии (фото 12).
Такая кладка, собрание Камней не терпит суеты-спешки, здесь каждый камень долго выбирает себе подходящее, в содружестве с другими место. Их сплоченность, а также творческая произвольность, подобранная случайность особо органична в окружении столь же благородных выразительных Деревьев. Кирпичная кладка (и то вполне достойная) способна лишь оторачивать, обрамлять уникальное собрание. Ведь кирпич завозят, но Камень собирают, на чем и зиждется магический дух соборности, совместного созидания, которое непременно начнется после любой смуты-хаоса. Кстати, об этом замечательно сказано еще у Екклесиаста: «Время разбрасывать камни, время собирать камни». Причем это верно вне зависимости от размеров Камня. Так что и мелкие каменья, олицетворяющие личный вклад, также очень важны и показательны.
«Многие люди не могут удержаться от собирания и хранения камешков несколько необычного цвета или формы, не зная, зачем они это делают. Видимо, в камнях скрыта какая-то живая тайна, очаровывающая людей» (К.Г. Юнг).
Тайна причащения к волшебству творчества и храмовоздвижения. Подтверждения тому видим опять-таки повсюду.
Положит проходящий индус на огромный камень-основание, что под раскидистым Древом, небольшой окатыш-гальку с цветной меткой – и знаменательное, пусть даже и анонимное, собор-собрание начинает жить. За ним еще, еще… И всегда. Что бы ни случилось, в веках нерушим этот извечный союз, где участие человека внешне скромно, но глубоко символично. Поскольку именно он одухотворяет «мертвый» материал, а боги лишь с удовлетворением и благодарностью наблюдают за этим зримо-осязаемым волшебством, «живой тайной» (фото 13).
Или – Ближний Восток. Там исстари почитаемы священные камни-бетэли с высеченными на них знаками «домов бога», обителей божественных духов, воспринимаемых живыми существами, способными изрекать предсказания, еще более оживляя тайну.
Высоко в Гималаях, где, понятно, с камнем проблем нет, встречаются своеобразные не то минареты, не то звонницы с самобытным деревянным домиком наверху. Храмом-хранилищем магического Камня, напоминающего наш окатанный булыжник (фото 14). Здесь его и укрытие, и трон, и амвон для беззвучной молитвы – свидетельство его благости, о чем говорит еще и деревянный «оклад» с краеугольными резными свастиками, древнейшими символами именно вожделенной благодати и напутствия…
А в сердце Жировичского монастыря находится Явленская церковь, та самая, в которой пребывает священный Камень, послужившей в XV столетии престолом при явлении Божией Матери. Его тогда же оградили как святое Место, чтобы потом возвести над ним храм-укрытие…
Не так уж и давно в самом центре Минска на берегу Свислочи находилось языческое капище, которое охранял гранитный исполин-валун по имени Дед. Кто донесет Камень до ближайшего перекрестка, гласила легенда, быть тому богатым, счастливым. Но хорошо, если он осчастливил кого-то, одарив радостью постановки своего нового дома. Но скорее всего сам сбежал-скрылся, дабы сохранить свою гордую грудь-возвышенность. Дабы браконьерским способом не обратиться в щебень, не отправиться в безотрадную свалку-груду. (Ведь не зря существует смысловая связь в цепочке понятий грудь-груда-грубость-грусть, а древние видели в расщеплении Камня исключительно грусть-скорбь мученическую). Дабы запрятался до поры до времени, когда придет срок «собирать камни», вернуться к естеству, искони духовному преобразованию мира…
А сколько Камней, верных союзников-попутчиков в нашем бытии, мы закатали под асфальт в угоду сомнительному прогрессу, в ущерб генетической памяти, что, собственно, и определяет свое-национальное как таковое и веру в него?! И кто, как не К-аМеНь, не дает забывать, что поМНить – «быть верным»?
P.S. Видно, не стоит обуреваться и даже иронизировать относительно якобы абсурдности Камня, залезшего повыше на Древо. Так они сообща, всем своим пусть и эпатажным видом-единством алчут привлечь внимание, убедить, где должен моститься наш верный и многотрудный путь-дорога к Храму (фото 15). То отчаянно глаголет зов далеких предков, дабы не порастали мхом забвения и вьюнками новомодности, зачастую камня на камне не оставляющими от наших исконных «живых тайн». И Камень тот – символическое крыльцо-прызба, откуда начинаются все наши исходы в мир творчества и завершаются приходом к своей личностно-этнической сущности. Дабы, наконец, прочувствовалась необходимость проникновенно вслушаться в богатый язык каменно-деревянного века зодчества.
Надеюсь, это их не «сизифов труд».
1 Памятник князю Борису, основателю г. Борисова. Архитектор И. Морозов, скульптор А. Артимович.
2 Памятник белорусским воинам, погибшим в Афганистане. Архитектор И. Морозов, скульптор Л. Яшенко